На «Баунти» в Южные моря

Как всегда в дальнем плавании, пища на вид и на вкус была малопривлекательной, но этого при тогдашних способах хранения и нельзя было избежать. Большая часть провианта хранилась в трюме в деревянных бочках, и очень скоро — особенно в тропических широтах — содержимое начинало киснуть, бродить, гнить. Точно так же невозможно было избавиться от жучков и червей — они не пренебрегали даже галетами каменной твердости. И прежде чем начать грызть галеты, моряки обычно колотили ими о край стола; стук этот сопровождал каждую трапезу на борту. Кстати, моряки отказывались есть лишь те галеты, в которых вовсе не было жучка, не без основания полагая, что, если уж жучок пренебрегает галетой, значит, для человека она и подавно несъедобна.

Чтобы перебить затхлый или гнилой привкус, корабельные коки щедро приправляли блюда перцем, солью, горчицей и уксусом. Следует сказать и о питьевой воде. Конечно, и тут дело обстояло неблагополучно, вода быстро портилась да к тому же изобиловала бактериями тифа и дизентерии. Предприимчивые английские плантаторы в Вест-Индии сумели уговорить адмиралтейство закупать у них ром и выдавать морякам; так была разрешена проблема воды: чтобы она была пригодна для питья, в нее добавляли спиртное. Как ни странно, английский флот был сравнительно поздно осчастливлен этим открытием профилактической медицины: грог был придуман только в 1740 году, причем название получил в честь своего изобретателя, английского адмирала Вернона по кличке «Олд Грог».

Но команда «Баунти» жаловалась вовсе не потому, что считала пищу скверной или несъедобной. Матросы привыкли к подпорченной провизии, лучшего они и не ждали. Зато они возмущались всякий раз, когда им казалось, что порция мала. Насколько известно, в одном случае Блай и впрямь намеренно сократил рационы, а именно на следующий день после выхода с Тенерифе, когда срезал на одну треть норму галет; но ведь одновременно он велел выдавать дополнительно тыкву. И команде объяснили причину: путь мимо мыса Горн может оказаться тяжелым, а потому лучше побережливее расходовать запасы. Все как будто поняли, что мера разумная, и промолчали. Но сразу после экватора Блай на короткое время вообще заменил галеты тыквой из расчета фунт за два, чтоб скорее управиться с тыквами, которые портились в жару. Тут матросы дали выход своему недовольству. Услышав это, Блай поднялся на палубу и обрушил на команду страшные угрозы. Свою речь он заключил будто бы такими словами:

— Эй, вы, чертовы негодяи проклятые! Вы у меня будете траву есть, все будете есть, я вас проучу!

Многие уверяют, что Блай, который был по совместительству экономом, хотел нажиться за счет команды и потому нарочно сократил рационы. Нет никаких доказательств этого. Напротив, он ревностно следил за тем, чтобы все было по справедливости. И не без основания: на флоте, увы, процветали всякие махинации и мошенничество, все знали, что поставщики обогащаются, сбывая недоброкачественный товар и недовешивая. Поэтому полагалось открывать новую бочку перед всей командой, чтобы каждый видел, есть ли недостача. Этот порядок, закрепленный в уставе, соблюдался и на «Баунти».

И вот однажды, когда вскрывали очередную бочку, произошел случай, который бесспорно компрометировал Блая. В бочке лежал сыр, и все увидели, что не хватает двух головок. Вместо того чтобы, как обычно, спокойно зафиксировать этот факт в судовом журнале, Блай твердо заявил, что сыр кто-то украл. Тут ко всеобщему удивлению взял слово бондарь Хиллбрант и бесстрашно напомнил командиру, что по приказу писаря Сэмюэля бочку уже один раз вскрывали, когда «Баунти» стоял в Лонгриче, и две недостающие теперь головки были отправлены на квартиру Блая. Побелев от ярости, Блай пригрозил бондарю жестоким наказанием, если он не замолчит, и распорядился прекратить выдачу сыра всем (включая унтер-офицеров), пока не будет возмещена недостача. А так как один из матросов вскоре же подтвердил в кубрике слова бондаря, сказав товарищам, что сам носил и сыр и другие продукты домой к Блаю, команда, понятно, сочла коллективное наказание вдвойне несправедливым.

Улики против Блая настолько серьезны, что нам остается лишь вместе со всеми осудить его некрасивое и неразумное поведение.