На берегах утопий

Все в пьесе творится во имя утопий. Герои, чтобы выскочить из трагического безысходного круга, громоздят бесконечный лабиринт обмана. Как хотите называйте – жизнью, роком, но Кристина говорит своему любовнику: “Мы вырвемся с тобой”. И муж обещает ей, что они уедут на острова, хотя понимает, что все кончено, и сам идет навстречу гибели. Сын знает, что мать изменила не только отцу, но и ему, и это для него – катастрофа, но все равно зовет ее уехать на острова. И Лавиния пытается вырваться хотя бы с этим Питером, найти выход, пожертвовав всем – даже братом.

Никто в пьесе О’Нила не говорит правды, у каждого есть тайна, которую он не выдаст. Все притворяются, что чего-то не знают, или делают вид, что им что-то нужно не для того, для чего нужно на самом деле. Говорят одно, подразумевают абсолютно другое. И у всех находятся оправдания. Ведут себя так, чтобы никто не догадался. Опять возникает ситуация “Бойцовского клуба”: каждый ставит партнера в сложное положение, тот это понимает, отвечает тем же, удары становятся все более изощренными. Кто кого переиграет? На этом можно держать сцену.

Всегда важно найти, что скрывает персонаж.

Отношения брата и сестры – Орина и Лавинии – строятся на этом. Можно внешне никак не обозначать, но между ними идет битва. Мне очень нравится немецкое слово die Schlacht – конфликт, схватка между людьми.

Для наших артистов разгадывание и воплощение этого сочетания драматизма и иронии, правды и обмана, реальности и игры – исключительно интересная и важная задача. Замечательно играют в спектакле Маша Рыщенкова, Яна Соколовская, Ирина Таранник, Евгений Редько, Алексей Веселкин, Илья Исаев, Денис Шведов, Олег Зима… Все!

Накал страстей, внутреннее напряжение, которое испытывают герои, мы с Наташей Плэже пытались выразить через музыку, проявить через нее то, что люди скрывают.

В какой-то момент мне показалось, что спектакль должен выглядеть как черно-белое кино. Правда, там возникает яркое пятно – изумрудное платье героини (я думал про “Ивана Грозного” Эйзенштейна, в котором тоже появляются цветные кадры и производят ошеломляющее впечатление).

О'Нил пишет очень подробные бытовые ремарки: какой сад, какая сирень, какая дорожка… А мне хотелось освободиться от всего иллюстративного, и, когда я придумывал свой “сценарий”, возникали другие вещи: качели или длинный стол, за которым ужинают брат с сестрой.

Ремарки O'Нила написаны точно для его времени и о его времени, в его представлении о жизни и театре, когда он начал писать реалистические пьесы. Нам же с художником хотелось сделать более свободную версию, освободить пространство. Станислав создал потрясающую сценографию. Центральный образ – родовой дом Мэннонов, дом, заполненный призраками, бликами прошлого, мрачный дом, который построен на зле, на крови.

Еще должен был находиться на сцене некий объект, который будто следит за всем происходящим. В итоге мы с Бенедиктовым решили, что это будет луна. Накануне прогонов я посмотрел фильм “Меланхолия” Ларса фон Триера (очень понравился): в нем планета Меланхолия приближалась к Земле. Так и возникли новые интересные ассоциации.

По-моему, Немирович-Данченко предложил играть “Карамазовых” как Шекспира в пиджаках. Мне очень нравится это выражение, и я актерам сразу сказал: “У нас должен быть Эсхил в пиджаках”. Все, что кипит в нас, почти никогда не проявляется внешне. Вулкан, который только готовится к извержению. Не важно, Гражданская война в Америке или Троянская война, 30-е годы О’Нила или наше время.

Думайте о студентах больше, чем о себе

В ГИТИСе был прекрасный педагог Владимир Наумович Левертов, он любил говорить: “Школа должна быть консервативной”. Если человек владеет школой, он получает очень много прав: я знаю и я свободен. На отстранение по Брехту тоже нужно иметь право.

Река воображения должна лежать в очерченных берегах: в берегах профессии, культуры, нравственных понятий. Иногда бывает актерский дар сам по себе, но даже у самых талантливых ребят, тех, кто может творить чудеса, вкус и культуру воспитывает школа.