Читаем На берегу неба полностью

– Не… Это я так, вообще – люблю девчонок!

– Это правильно: бабники – это научно доказано – и живут дольше, и пьют меньше.

– Да? – радостно удивился Сашка. – Это надо будет как-нибудь бабе моей втолковать…

– Кому? – удивилась она.

– Бабе моей, – повторил Сашка. – Че уставилась? Не похож я на женатого?

Она отрицательно покачала головой.

– Ну и отлично, – обрадовался Сашка. – А то я от них устаю, от женатых. Особенно, знаешь, бывают ручные совсем. Даже вот напьется человек, орлом глядит, песню орет, а ведет его – баба.

– Ну а ты, – полюбопытствовала она, – тоже ручной?

Сашка улыбнулся и лизнул разбитую губу:

– Откуда я знаю? Сама суди…

Она оценила Сашкину хитрость.

– А Шварц?

– Шварц? – увлекающийся Сашка не заметил поворота в разговоре. – Со Шварцем какая-то история. Ему бы развестись, а он живет. Ему ж ничего, кроме воли, не надо…

Она вспомнила растерянно-нежные глаза Шварца и подумала, что чутье все-таки не обмануло ее, и во всей этой истории Сашка не знает одного: как устал Шварц от своей свободы…

IV

За весь день они не встретили ни души. В конце концов она просто задремала под ровное гудение мотора, но тут дорога вывернула на заросшую кустарником кочковатую равнину и то, что она увидела, чуть не заставило ее вскрикнуть: во весь горизонт над вершинами деревьев вставала громада ледяной горы. На много километров вокруг вся видимая земля устремлялась к ее подножию, утонувшему в глухой тайге, издалека похожей на бурый мох. Из этого мха вырастал исполинский конус, белоснежная вершина которого сияла в холоде неба. Над вершиной, безобидное с виду, зависло облачко пара, напоминая о том, что в недрах горы глухо идет какая-то неведомая работа.

Гора так и не отпустила их от себя. И, когда вечером они сели ужинать, спрятав машину в кустах у переправы через большую реку, ее вершина по-прежнему парила над миром, как безмолвный страж. Надо было встать и уйти подальше ото всех, сесть, обернуться камушком, и просто смотреть на эту гору, и впитывать взором, впитывать… Но вперемежку шли мысли о том, какого черта она вообще оказалась здесь, в этом миксере человеческих судеб или, что однозначно, в пропыленной кабине старого грузовика и кому это было надо – столкнуть их здесь со Шварцем, потом вмешать в дело хромого, протрясти это все полторы сотни километров по бездорожью, обдать жизнерадостным Сашкиным смехом и вывалить, наконец, на этом берегу, в виду этой горы, с ощущением, что за эти сутки она прожила целую жизнь, хотя ровным счетом ничего с нею еще не случилось. Причем она понимала, хотя еще и очень слабо, что по какому-то большому человеческому счету эта жизнь – она не то, чтобы ценнее, но как-то всамделишней всего пережитого ею самостоятельно до сих пор, за исключением некоторых мгновений детства…

А Юра – тьфу.

Но, может, это и было настоящее, которого она искала?

Что-то должно было произойти. Она поняла, что в ее чувства примешивается и страх – именно теперь, когда душа полна была восторга. Хотелось костра, но Шварц, вопреки ее ожиданиям, костер разводить запретил. Поэтому они сидели вчетвером возле гудящей паяльной лампы и слушали, как раскаляемый струей голубого пламени, направляемого согнутой трубой, гулко ухает закипающий чайник.

– Тут вообще место такое… – вдруг, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Сашка.

Она поняла, что тому надоело молчать и он рвется рассказать какую-нибудь историю. Желтый глаз Николая сверкнул огнем, и глухой его голос прокашлял неодобрительно:

– Что за «такое»?

– Оживленное, – уже пустился в рассказ Сашка. – Если и возьмем кого, то тут, на этом броде. В прошлый раз майора Коблева прихватили. Вот это было дело… Голливуд!

Сашка сделал паузу и прикурил от огненной струи лампы.

– Майора этого мы давно ловим. Очень уж, сволочь, браконьерствует. И вот на этом самом месте засекаем – с той стороны реки вездеход. Все, как обычно: я за руль, если догонять придется. Двое наших по краям дороги, вперед Шварца с жезлом выпустили. Только его из воды выперло – Андрей его тормозит. Тот по газам! Чудом он Шварца тогда не зацепил. Я мотор завожу, смотрю, кто-то из наших ему на крышу запрыгнул, вцепился, как кошка, и к кабине ползет. Гоню. Но только бесполезно. Он по тундре на гусеницах быстрее меня. Гляжу – блестит в колее. Рыба, мать твою! Рыбу выбрасывают! Жму еще и вдруг – чуть в зад ему не въехал. Выскакиваю – Николай уже наверху сидит, этого гада держит.

Сашка затянулся и многозначительно сплюнул.

– Оказалось, майор люк задраил, прет себе и прет, ничего с ним не поделаешь. А Коля по морде вездехода сполз и курткой окна ему закрыл. Майор наверх – а Коля его ракетницей по башке. А я солдатика взял, который из кузова рыбкой сорил… Только все равно не засудили его, отмазали вояки. Дело даже завели, штраф хотели им впарить в триста тыщ – а как с гусей вода. Теперь опять он по этим местам шарится. Чуть к ним начальство – они майора на заготовки. А сейчас мне точно известно – они начальство ждут…

Перейти на страницу:

Все книги серии Художественная серия

Похожие книги

Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература