НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

А мне хотелось бы припомнить ее – для того, чтобы исторгнуть ее из своего сердца. Но не могу. Все кажется сном, начиная с той минуты, когда я вышла из темного тоннеля и лицом к лицу встретилась с миром, на который тоже опустилась тьма.

Ни единой звездочки на небе. Смутно припоминается, как добрела до машины, взяла с сиденья рюкзак, зашагала неведомо куда. Наверно, добралась до шоссе, стала ловить попутную машину до Сарагосы – и безуспешно. В конце концов вернулась в монастырские сады.

Вездесущим, всепроникающим был шум воды – водопады были везде, и я ощущала присутствие Великой Матери, следовавшей за мной повсюду, куда бы я ни шла. Она ведь тоже любила мир и любила его так же сильно, как Бога, ведь Она отдала Своего сына, чтобы люди принесли его в жертву. Но знала ли Она, что такое любовь женщины к мужчине?

Может быть, и Она страдала из-за любви, но это была другая любовь. Ее великий Супруг знал все и творил чудеса. Ее земной супруг был смиренным и работящим, верившим во все, что рассказывали Ей Ее сны. Ей не довелось узнать, что такое бросить возлюбленного мужчину или быть брошенной им. Когда Иосиф, узнав о Ее беременности, хотел выгнать Ее из дому, Небесный Супруг немедля отправил к нему ангела, чтобы воспрепятствовать этому намерению.

Да, сын оставил Ее. Но дети всегда уходят из отчего дома. Легко переносить страдания ради любви к ближнему, ради любви к человечеству или ради любви к сыну. Эти страдания создают ощущения твоей причастности к жизни, и муки твои – благородны и величественны. Легко переносить страдания ради высокой цели, во исполнение предназначения – эти страдания возвеличивают душу страждущего.

Но как объяснить и оправдать, что страдаешь по мужчине? Да никак. Это невозможно. И мы оказываемся в аду, ибо нет в этих страданиях ни величия, ни благородства, а что же есть? Ничего нет. Одна беда.

В ту ночь я припала к заледенелой земле, и холод будто заморозил мою боль. Иногда возникала мысль: не найду пристанище – замерзну. Ну и что? Все самое важное в моей жизни щедро было дано мне за одну неделю – дано и тотчас отнято, отнято так быстро, что я и ахнуть не успела.

Меня трясло в ознобе, но я не обращала на это внимания. Придет минута – и тело мое, истратив все силы на попытки согреть меня, остановит все жизненные процессы, замрет, и я ничего уже не смогу сделать. И тогда тело вернется к своему обычному спокойствию, а смерть примет меня в объятия.

Больше часа била меня дрожь. И пришло умиротворение.

Перед тем как закрылись глаза, в ушах моих зазвучал голос матери. Она рассказывала историю, которую я слышала в детстве, не подозревая, что история эта – про меня.

"Жили-были юноша и девушка, и полюбили они друг друга, – не то в предсмертном забытьи, не то во сне говорил мамин голос. – И решили они пожениться. А жених и невеста всегда делают друг другу подарки.

Юноша был беден: единственным его достоянием были часы, доставшиеся ему по наследству от деда. И вот он решил продать их, а на вырученные деньги купить своей возлюбленной, у которой были очень красивые волосы, серебряный гребень.

А у девушки тоже не было денег на подарок жениху. И тогда пошла она в лавку самого богатого в городе купца и продала свои волосы. Получив деньги, купила она золотую цепочку для часов.

И когда встретились они в день свадьбы, невеста подарила жениху цепочку для часов, которые он продал, а жених невесте – гребень для волос, которые она остригла".

Я очнулась оттого, что меня трясли и расталкивали.

– Выпей! – услышала я мужской голос. – Выпей скорее!

Я не понимала, что происходит, и не могла противиться. Человек разжал мне зубы и влил в рот какую-то жидкость, обжегшую мне нутро. Я заметила, что, оставшись в одной рубашке, он укутал меня своей курткой.

– Пей, пей! – требовал он.

И я повиновалась. А потом снова закрыла глаза.

Очнулась в монастыре. Какая-то женщина смотрела на меня.

– Вы чуть было не погибли, – сказала она. – Если бы не монастырский сторож, вас бы уже и на свете не было.

Я с трудом поднялась на ноги, не вполне сознавая, что делаю. Припомнила кое-что из вчерашнего и пожалела, что сторож этот оказался поблизости.

Но время для смерти было упущено. Мне предстояло жить.

Женщина отвела меня на кухню, налила кофе, положила на тарелку какой-то еды. Она ни о чем не спрашивала, а я ничего не стала объяснять. Когда я поела, она протянула мне мой рюкзак.

– Проверь, все ли на месте.

– Наверняка. Да там и нет ничего особенного.

– У тебя впереди – жизнь, доченька. Долгая жизнь. Позаботься о ней.

– Где-то здесь есть городок с церковью, – сказала я, перебарывая желание расплакаться. – Вчера, перед тем, как прийти сюда, я зашла в эту церковь вместе с… – и запнулась, не зная, как назвать его. -…с другом детства. Мне надоело ходить по церквам, но тут зазвонили колокола, и он сказал, что это знамение и нам надо зайти.

Женщина заново наполнила мою чашку, налила и себе и присела рядом, слушая мой рассказ.