На блаженном острове коммунизма

Молодцеватые военные с голубыми околышами и петлицами заулыбались, когда после сияющих "ЗИЛов" и "Чаек" подрулил я. Через опущенное стекло было слышно, как один проницательно заметил другому:

- Гляди - частник приехал!

Я показал им приготовленный билет, они мне с подчеркнутой вежливостью откозыряли, и я въехал под сень соснового леса, недоуменно оглядываясь где же тут можно приткнуться? Узенькая - на ширину одной машины, не больше - асфальтовая стежка привела к асфальтовому пятачку, и к нам двинулся молодой человек.

Он был высок, плечист, гибок, он не шагал по земле, он скользил по ней, темный костюм на нем, облегающий широкую грудь и тонкую талию, лишь на локтевых сгибах собирался в скупые, почти музыкальные складки. И голова его курчавей, чем у Пушкина и Василия Захарченко, и лицо правильное, мужественное, способное выражать лишь открытую доброжелательность. Он без всякого содрогания положил свою сильную руку в немнущемся рукаве с высовывающейся ослепительной полоской манжеты на ручку давно не мытой дверцы, с силой распахнул ее, пророкотал моей жене:

- Здравствуйте. Добро пожаловать. Прошу вас.

И жена, смущенная его великолепием, его рыцарской услужливостью, вылезла из неумытого "Москвича" на священный асфальт. Встречающий с силой захлопнул дверцу, небрежно махнул мне рукой:

- А ты поезжай! Поезжай дальше.

Вот тс раз!..

Впрочем, моя особа всегда почему-то вызывает недоверие у швейцаров и официантов. Швейцары меня стараются не пустить за порог, официанты же меня с ходу предупреждают, что пиво в их заведении стоит дороже, чем в пивном киоске напротив.

Однако недоразумение сразу раскрылось, наш встречающий рассыпался в извинениях и все же настойчиво предложил ехать дальше. Жена, только что ступившая на землю обетованную, вновь залезла в машину, и мы покатили по узкой дорожке - дальше, в глубь леса.

Неожиданно лес оборвался. Мы выехали за ворота, мимо военных с голубыми петлицами - в поле, под ослепительно синее небо, на жестокий солнцепек. По обеим сторонам дороги на обочинах тесно стояли машины, и я понял, что пересек границу, где царствует дух гостеприимства и доброжелательности, вновь попал в места с волчьими законами, где рви - не зевай!

"ЗИЛы" и "Чайки", "Чайки" и "ЗИЛы", сияющие черным лаком, светлым, промытым стеклом, горящие начищенным никелем. Возле каждой машины развалился на солнышке шофер. Все они, как и их машины, похожи друг на друга, стандартны - тучные, распаренно-красные, ленивые. Даже на расстоянии чувствую их презрение к себе - странный тип, забравшийся в столь ослепительное общество на потасканном и до безобразия неопрятном "москвичишке".

Подавленный их сановитым презрением, я ехал и ехал, растерянно и безнадежно приглядываясь - не откроется ли в сиятельных рядах щель, куда можно втиснуться. Нет, не открылась. Я проехал с добрый километр, пока сплошные шеренги машин не кончились, не открылось чисто-поле. И тут-то я развернулся и поставил своего неумытого на то место, какого он был достоин, - на самых задворках великолепного становища.

Я закрыл машину, переглянулся с женой:

- Пошли?

- Пошли.

И пошли мы, солнцем палимы, вновь вдоль блистательных рядов, под презрительными взглядами вельможной шоферни. Набравшее лютую силу солнце, взгляды, светлый костюм, в котором, пожалуй, можно и зимой гулять без пальто, с каждым шагом все больше и больше накаляли меня. Сначала тихо, затем все громче и громче я начал кипеть, проклиная все на свете - яркий день, безоблачное небо, сытых олухов на обочине, затею со встречей у черта на куличках. И пот стекал по спине под светлым пиджаком, и хотелось пить...

Дорога впереди пересекала мелкий овражек, за мостиком с легкими перильцами уже маячили ворота в зеленом заборе, военный возле него. Еще немного... Но как хочется пить!

Совсем неожиданно прямо из-под мостика выскочил - эдакий ванька-встанька! - человек в соломенной шляпе, застыл в недоуменной стоечке, спросил тенорком:

- Вам куда?

- Как - куда? - удивился я. - Сюда! - кивнул на ворота.

Объяснение не очень-то вразумительное, но на большее я был уже не способен. Однако...

- Пожалуйста! - Соломенная шляпа с готовностью нырнула под мост.

До ворот оставалось каких-нибудь пятнадцать шагов, когда я вдруг похолодел под своим жарким пиджаком.

- Послушай, а билет?..

Билет остался в машине у ветрового стекла.

Военные откозыряли, участливо выслушали меня, пожали офицерскими погонами:

- Не можем.

- Вы понимаете, что только идиот стал бы рваться сюда без билета. Он у меня есть - поверьте. А топать туда и обратно по такой жарище - сдохнем.

- Верим. Сочувствуем. Но не можем.