На боевом курсе

К концу августа 1942 года Баранов имел уже на своем боевом счету 24 сбитых самолета противника. Это был, конечно, большой мастер своего дела, ас! К сожалению он погиб в Донбассе. Такие люди, как я полагаю, заслуживают вечной памяти народа. О них бы писать книги, поэмы. Им сооружать памятники...

Не могу не вспомнить и других удивительных бойцов сталинградского неба. Как же самоотверженно дрались летчики полков Шестакова, Морозова! Всему фронту были известны имена истребителей Алелюхина, Лавриненкова, Амет-хана Султана, Степаненко, Бабкова, Ковачевича.

А в моей судьбе - рядового неба - в конце лета сорок второго произошли изменения. Как- то помощник командующего воздушной армией по воздушно-стрелковой службе полковник А.М. Янчук завел разговор о давно наболевшем. Не знаю, почему уж такое оказалось возможным, но не только наш полк, но и вся 8-я воздушная армия не имела инструкции, руководящего документа по боевому применению самолета Ил-2. Неизвестно было, существовал ли подобный документ в то время вообще. А раз так, то каждый командир, ведущий летчик действовал по своему разумению, применял, может быть, не самые рациональные, обоснованные способы атак и поражения различных целей, а те, которые ему казались лучшими, подчас были просто более привычными. Для опытных летчиков отсутствие инструкции в какой-то мере - дополнительный допуск на инициативу, ничто не связывает параграфами. А для новичков?

Отсебятина, разнобой в понимании важнейших положений недопустимы в военной авиации даже в мирное время. Словом, следовало систематизировать накопленный боевой опыт боевого применения нашего самолета, особенно в качестве ближнего бомбардировщика.

Разгвор с Янчуком закончился тем, что меня тут же назначили на придуманную по ходу беседы нештатную должность - летчика - исследователя.

И вот на небольшом полигоне, вблизи Житкура, начались мои исследовательские полеты. По специально разработанной программе я выполнил более сорока вылетов на полигон - бомбил, стрелял, пускал реактивные снаряды, изменяя скорость, высоту, углы пикирования. А Янчук со своими подчиненными рисовали прямые и кривые линии, определяя точность попаданий, "считали", как они объясняли любопытным, " синусы и косинусы". Позже мы узнали, что такую же работу проводили и в 228-й штурмовой дивизии. Общее руководство по подготовке инструкции было возложено на заместителя 8-й воздушной армии генерала Руденко.

В результате этой работы было составлено временное руководство по боевому применению Ил-2. А затем и официальная инструкция последовала - из Москвы. Любопытно, что многие положения официального руководства совпали с нашими.

Исследовательские же полеты дали возможность по-новому оценить характеристики Ил-2, на котором я уже имел порядочный боевой налет. От некоторых сложившихся навыков пришлось отказаться.

Жизнь показала, что на войне, может быть как нигде, надо учиться. Мы практически всю войну учились - учились воевать. . Учились и воевали. Командарм Хрюкин даже в тяжелейшие дни сталинградских боев устраивал поучительные разборы боевых действий, совещания ведущих командиров-летчиков. Проводились летно-тактические конференции - по родам авиации, совместные.

На войне вообще очень многое надо было делать быстро и хорошо. Расскажу о простой солдатской палатке. Я уже упоминал о сухом и жарком летл сорок второго. Так вот, чтобы уменьшить влияние жары, в земле выкапывался по размеру палатки котлован, и над тем уже котлованом укреплялись палатки. Они становились достаточно высокими - не надо было то и дело нагибаться. А, кроме того, в такой палатке заметно прохладнее. Кажется простая вещь. А как мы были благодарны неизвестному, умному и доброму автору этого неказистого изобретения.

То жаркое сталинградское лето напомнило мне о себе спустя десятки лет. В памяти восстановились подробности - словно все только вчера и было...

Как -то, закончив удачную штурмовку цели, мы возвращались всей эскадрильей домой. Еще при отходе наскочили на сильный зенитный огонь, и по радио я дал команду маневрировать. Огонь был так силен, что я невольно побоялся за ведомых - нагнулся сначала в правую, затем в левую форточку посмотреть - идут ли?

Не сбили ли кого? Вижу, дут. А все ли сосчитать не успел. В этот момент сзади справа раздался сильный взрыв, и меня будто обухом или молотком по голове. Обожгло правую нижнюю часть затылка, я понял, что царапнуло осколками.

Однако пришел домой. Произвел посадку. Заруливаю самолет, а ко мне санитарка несется. Я остановился. Пытаюсь открыть фонарь - не открывается. Механик Букин ломом поддел часть фонаря и сдвинул ее назад. Когда я выбрался из кабины, то почувствовал страшную усталость и слабость. Доктор полка Тамара Анискова удалила мелкие осколки, к слову сказать, без особых затруднений, так как я ходил стриженным наголо, по-солдатски. Потом мы осмотрели самолет. Промерили все и нашли, что, если бы я не нагнулся в кабине, быть бы убитым, как говорится, наповал.