Читаем На боевом курсе полностью

С 1930 года я учился в Архангельской неполной средней школе, которая сначала называлась школой крестьянской молодежи, а позже школой колхозной молодежи, сокращенно ШКМ. Из преподавателей хорошо помню Иванова, Ягодина, Красилова. Другие, к сожалению, забылись. Прошел я в ШКМ и такую уродливую форму методики обучения, как групповая или бригадная. Что она означала? Класс разбивался на несколько бригад. Первая учит математику, вторая - физику, третья - русский язык, четвертая - историю, пятая - географию и т.д. Избирался или назначался старший бригады, и, как он ответит преподавателю, такую отметку ставят всей группе. Помню, я часто был старшим по истории, может быть, поэтому до сих пор люблю сей предмет.

Трудно мне досталось в те годы. Мы жили от школы на расстоянии восемнадцати верст. Но это такие версты, о которых недаром в шутку говорят - с гаком. Поэтому всю неделю, образно выражаясь, я дневал и ночевал в классе, а в субботу, после уроков, отправлялся домой. Меня всегда настигала темнота зимой дни короткие. А надо сказать, рядом с дорогой располагалось кладбище: и отлетающая душа покойника светится над могилой, и мертвецы в белых саванах встают, и еще много разного. Естественно меня брала оторопь. Но другой дороги не было, а по дому я скучал так, что, преодолевая страх, топал вперед.

Когда сейчас вспоминаю переходы в школу и из школы в лаптях и ветхом зипуне ( он у нас назывался "свино"), то так и кажется, что стою голым на тридцатиградусном морозе. Так продувало меня. Потом я забирался на русскую печку. Ах, русская печка!.. Какое это было блаженство! Отогревшись, моментально засыпал...

Побыв дома, в воскресенье, во второй половине дня, я возвращался в село Архангельское с котомкой за плечами, в нее мама бережно укладывала хлеб, картошку, а, если было, то и сало. Синяки на плечах от лямок котомки у меня сходили только в летние каникулы.

Хорошо, что в Архангельском жили наши друзья и родные - Александр Иванович и Фекла Андреевна Саевичи, которые меня привечали. Позже их сын Степан погиб на войне, а Тимофей, мой друг и однокашник по летному училищу, отважно воевал на самолете Пе-2, был разведчиком и удостоен звания Героя Советского Союза. Сейчас живет и трудится в Ленинграде.

Комсомол и пионерия в те годы были активны - не просили кто-нибудь сделать для них, а сами делали. Даже сейчас, спустя десятилетия, располагая гораздо большими возможностями, ребята просят, скажем, построить спортгородок. Составляется план. Пишут проектно-сметную документацию. Речей и бумаг - тьма, а спортгородка нет. Тогда было проще. Инициаторы договаривались с родителями. Чего не могли сделать мы делали взрослые: ставили столбы, крепили спортснаряды. Получался простой, но очень нужный и удачный городок. Поднимайся по шесту или канату, перебирай руками и шагай вверх по лестнице. Крутись на турнике, кольцах, трапеции, играй в волейбол, баскетбол, гоняй в футбол.

Многие из нас уже тогда пристрастились к чтению. Увлеченно, помню, читали Жюля Верна. Нравился журналы "Вокруг света" и "Всемирный следопыт". Там публиковались романы нашего писателя-фантаста Беляева. Мой отец выписывал "Крестьянскую газету" и приложение к ней - журнал "Сам себе агроном". Газета меня мало привлекала, а журнал я любил.

В 1933 году, закончив семь классов ШКМ, по комсомольскому наряду прошел краткосрочные курсы учителей. В 1933/34 учебном году 15-16-летним юношей был учителем параллельно второго и четвертого классов в Асактинской начальной школе. Не знаю, как обучал детей с точки зрения методики - наверное, плохо, но отдавался этому делу добросовестно, без остатка. 6-8 часов занятий в классе. Вечером проверка тетрадей, домашних занятий... Однажды, возвращаясь с кустового методического совещания вместе с заведующим нашей школы П.А. Пушкиным, я почувствовал, что идти дальше не могу - сон валил с ног. До моей квартиры оставалось еще километра два, но Пушкин, видя мое состояние, дальше меня не пустил и оставил ночевать в школе, где он жил с семьей. Так учительствовал.

Однако вскоре я почувствовал, что со знаниями семилетки далеко не уедешь, осенью 1934 года уезжаю в Уфу. Два года учусь там в 3-й средней школе.

Первый год я жил в семье наших дальних родственников Александра Филипповича и Ксении Матвеевны Рабчук, которым я благодарен всю жизнь. И тут я испытываю необходимость сказать несколько слов об Александре Филипповиче. Герой гражданской войны, в 1919 году он был награжден орденом Красного Знамени. Тогда же тяжело ранен: в бою выбит левый глаз, поэтому носил черную повязку.

Рабчуки жили небогато, в маленькой квартирке. И все-таки нашли возможность приютить меня и дать возможность учиться. Я хорошо помню их детей. Старший Николай погиб в Великую Отечественную. Клавдия стала хорошим врачом, живет и работает сейчас в Уфе. Виктор - инженер, как мне сказали на заводе, хороший инженер.

У обоих вырастили дети, а сейчас подрастают внуки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное