На боевом курсе

Командир 189 полка 162 стрелковой дивизии майор Загорский, оказывается, связи ни с дивизией, ни с корпусом не имеет. И ведет свой полк... на запад. Немцы продвигаются на восток, а он со своим полком - на запад!

- Может быть, вы не знаете... Они же Днестр перешли!

- Знаю, у меня разведка.

- Так куда же вы?..

- Куда? Куда предназначено. Приказ, братец.

- За вчерашнее число.

- Устарел, считаешь? Наверное, устарел. А как убедиться?

И продолжал вести свой полк на запад. Наша колонна растянулась верст на десять.

В четырех - пяти километрах по шляху параллельно этому гитлеровцы шли вглубь советской территории...

К вечеру, убедившись, что приказ невыполним, майор дал колонне команду развернуться и двигаться в обратном направлении. Пять дней мы блуждали по тылам немцев. В бои старались не ввязываться, но столкновения с врагом были. Тогда я впервые увидел живых немцев - пленных. Надменные, наглые, чувствовали они себя, конечно, завоевателями.

Майор Загорский, успел я узнать, воевал в Испании, за что и был награжден орденом. Он прекрасно организовал разведку. Необдуманно и в суете ничего не делал. Меня, признаюсь, даже смущали и обескураживали его спокойствие и невозмутимость. Бомбы рвутся - самолеты нет-нет да появлялись, от этих налетов полк нес потери, - пули свистят, а он сидит себе и, не повышая голоса, подает команды. Бойцам и страшно за своего командира, и гордятся они им.

На пятый день, когда после ночного марша полк расположился на привал и я незаметно задремал, слышу кричат:

- Летчик!..

Ни по фамилии, ни по имени, ни по званию меня никто не знал. "Летчик" - и все тут.

- ...Майор тебя требует.

Иду. Докладываю по-военному. Оказывается связь с дивизией восстановлена.

В штаб уходит машина, и меня отправляют с ней.

- Чего, братец, тебе пожелать? - говорит Загорский. - Не падай больше, братец. Пехотинец из тебя неважный. А в воздухе, может, еще и подерешься. Война не скоро кончится.

Командир полка выделил мне на дорогу две банки консервов и попрощался.

В штабе дивизии узнаю, что рядом и штаб нашей авиадивизии. Тороплюсь к своим. Обо мне уже доложили командиру - генерал-майору А.С. Осипенко. Тот пожелал меня видеть. И почему-то немедленно.

Я оглядел себя от головы до пят. Являться к комдиву в таком виде было рискованно. Щетина, свитер в пятнах запекшейся крови... Это, конечно, могло вызвать гнев генерала. На рысях сбегал за деревню к речке, смочил пятна на свитере, ополоснул лицо - и во весь опор назад, в штаб.

Генерал приобнял меня.:

- Садись и рассказывай. - Глаза у него усталые-усталые.

Дрогнул я, признаюсь. Об уставе забыл и выложил все, как было.

Он слушал внимательно. Задавал вопросы. Беседа длилась не менее часа. Присутствовали при ней комиссар и начальник штаба дивизии. Потом генерал предложил вместе пообедать, но я не мог согласиться:

- Неловко, товарищ генерал, грязный я .

- Как грязный? Летчик, боец, выполнивший свой долг не может быть грязным. За мной!..

С командиром дивизии Героем Советского Союза генерал - майором авиации Александром Степановичем Осипенко я познакомился весной 1941 года.

Не раз встречались с ним на разных аэродромах. Иногда вместе на двух связных самолетах перелетали с одного аэродрома на другой.

В этот раз до своего полка мне пришлось добираться на попутной полуторке.

... На летном поле было пусто. Ни единого самолета. Человек пятнадцать двадцать из техсостава под командованием какого-то капитана поспешно уничтожали все, что не мог забрать с собой наш улетевший полк. Куда он улетел - никто толком не знал. Но если бы и знали, кто мог поручиться, что полк именно там, а не перелетел уже на новый аэродром. На войне жизнь кочевая, перемещения постоянны. Бывало, авиационный полк садится на какой-то аэродром, совершит с него один-два боевых вылета и тут же перебирается на следующий маневрирование, так сказать силами и средствами.

Короче, никто не ведал, где теперь 211-й бомбардировочный. Полагали, что полк, вероятнее всего, где-то на киевском направлении. Туда мы и настроились идти.

Сложность положения не помешала мне всю ночь спать крепким сном: то, что я, пусть с опозданием, но все же добрался до своего аэродрома, питало душу покоем за будущее, я почти уверовал в некую благосклонность судьбы ко мне. В конце концов, рассуждал я, наше дело правое. И полк найдем!..

Наутро мы собрали вещмешки и двинулись в путь, на восток.

Шли мы по местности, уже оставленной нашими войсками, но еще не занятой врагом. На всю жизнь врезался в память нескончаемый поток беженцев. У кого-то лошадь везет небогатый скарб, кто-то сам впрягся в самодельную тележку. Молчаливые, хмурые вышагивают старики. Они хорошо помнят и германскую войну, и интервенцию во время гражданской и не хотят оставлять своих близких под оккупантами. Женщины поминутно нервно оглядываются: не отстали ли дети? Не догоняет ли немец? Не висит ли в воздухе смерть? "Мессершмиты" время от времени выныривают откуда-то и в упор расстреливают беженцев. А дети и тут остаются детьми: пока в небе нет самолетов, они сбиваются в стайки и умудряются играть на ходу.