На чужбине

Я был уже достаточно поражен той рекордной поспешностью, с какой он меня принял. Но удивление мое возросло, когда я ясно прочел на его лице самое непосредственное, прямо-таки жадное любопытство.

— Ах, как я рад вашему посещению! — были первые его слова. — Скажите же мне скорей, кто такой этот Горгулов?

— Я как раз к вам пришел, господин президент, чтобы узнать об этом, — отвечал я. — Судя по вашему заявлению, вам известно, что Горгулов — агент Коминтерна. Нам очень хотелось бы услышать от вас об этом подробнее.

Мильеран развел руками.

— Я никогда не делал таких заявлений, — пояснил он, сильно разочарованный. — Опять газеты всё перепутали! Я просто повторил сообщение министерства внутренних дел, а больше я ничего не знаю…

Затем он усадил меня рядом с собой на диван и стал долго расспрашивать об убийце своего преемника. Разочарование его росло по мере того, как я говорил ему, что мы никакими сведениями о принадлежности Горгулова к Коминтерну не располагаем.

Итак, надежда на Мильерана не оправдалась. Вскоре пришло к власти правительство Эррио. Продиктованное Тардье сообщение было признано следственными органами абсолютно голословным и вошло в историю этих лет как чисто пропагандистский предвыборный маневр. Даже правая французская печать не настаивала, что Горгулов — "агент Коминтерна". Молчало на эту тему и "Возрождение". Но Чебышев, поддерживаемый Гукасовым и Семеновым, продолжал упорствовать: "Я докажу это, умру, но докажу".

Горгулова судили три дня. Я сохранил об этом процессе тягостное воспоминание. В торжественной обстановке, перед судьями в красных мантиях, обращаясь к присяжным, которые слушали его с выпученными от изумления глазами, Горгулов заявлял, что своим выстрелом хотел спасти Россию и Европу от большевиков. Все время пытался произнести речь, перед каждой своей тирадой обводил зал блуждающим взглядом и глухо взывал: "Франция, слушай меня!" Говорил монотонным голосом, иногда нараспев. То размахивая руками, то как бы ослабевал и съеживался.

Квадратное, огромное лицо, воспаленные глаза, длинные огромные руки, какой-то мгновениями неистовый пафос… В своей бредовой мелодекламации он был одновременно отвратителен и жалок.

Но ужаснее всего было сознание, что жизненный путь этого человека являлся во многом типичным для некоторых эмигрантов.

…Казак из Лабинской, сын кулака, врангелевец. В Праге окончил медицинский факультет, но как иностранец не получил разрешения на практику. Перебрался во Францию. В парижском пригороде тайно лечил русских от венерических болезней. Обуреваемый тщеславием, окунулся в эмигрантскую политику. Сначала объявлял себя социалистом, затем фашистом особой масти: "зеленым". Образовал из нескольких человек "всероссийскую народную крестьянскую партию" с такой эмблемой: сосна, две косы и череп. Сотрудничал в очередном эмигрантском листке под названием "Набат". Но вождем его не признали, и выступления его встречались насмешками. Вообразил себя поэтом, однако и стихи его не имели успеха. Стал впадать в ипохондрию и в письме к Куприну объявлял себя всего-навсего "одиноким одичавшим скифом". Из Франции его в конце концов выслали за нелегальную медицинскую практику. Это его возмутило. На суде при обсуждении вопроса о его вменяемости было указано, что он болел сифилисом. В ответ Горгулов закричал: "Я не только сифилитик, но и хороший специалист по сифилису". Из Парижа перебрался в Монако и там сразу же проиграл в рулетку все привезенные деньги. Писал одному из своих друзей, что в нем осталось только одно чувство — жажда мести. Жажда мести большевикам, из-за которых он вынужден влачить жалкое существование на чужбине, жажда мести всему заграничному миру, где ему нет хода. Жажда мести и мания величия от сознания собственного унижения. Желание прославиться любой ценой, "всех наказать". Помышляет убить полпреда Довгалевского, затем намечает жертвой английского короля, наконец, останавливается на Думере. С этой целью нелегально возвращается в Париж. Беспрепятственно (каким образом, это так и осталось невыясненным) проникает на выставку, куда должен прибыть президент. Стреляет несколько раз в упор. А затем сцена в комиссариате: "Я это сделал во имя России".

После свершившегося у него нашли тетрадь с такой надписью: "Доктор Павел Горгулов, глава русских фашистов, убивший президента Французской республики".

А на суде заявлял, что он не фашист, а — верный приверженец… Керенского.

Стихи он писал такие:

Лесись лесье!Дичись зверье!Преклонись людье!