На далеких рубежах

-- Не торопись, кто знает, может, еще большая беда подстерегает тебя...

Неожиданно раздался стук в дверь.

-- Ой! -- Лиля вскочила. -- Выйди, Иван, в коридор.

Это были лейтенанты Байрачный, Скиба и Калашников.

-- Простите, товарищ майор, -- сказал Байрачный. -- Увидели вашу машину вот и позволили себе зайти. Мы по поводу Телюкова. Ничего не слышно?

-- Волнуетесь за своего товарища?

-- А как же! -- ответил за всех Скиба.

-- К сожалению, ничем не могу вас порадовать. Остался в пустыне.

-- Это мы знаем, -- заметил Байрачный. -- А как вы думаете -- выживет?

-- А вы какого мнения?

-- Выживет! -- единодушно воскликнули летчики.

-- Наши мнения сходятся.

-- Еще раз извините, товарищ майор... Спокойной ночи.

-- Всего хорошего. Не беспокойтесь, -- сказал майор, выпроваживая их, и не без удовольствия подумал: вот она, живая аттестация на будущего командира молодежного звена! Если б не любили и не уважали, вряд ли пришли бы сюда.

-- Кто это заходил? -- спросила Лиля.

-- Молодые летчики. Беспокоятся о Телюкове.

Лиля поглядела в окно:

-- Ваня, а что, если... Ведь с тебя спросят. Ты ведь остался за командира...

-- Ниже, чем до рядового летчика, не понизят, Лилечка. Главное -летчиком остаться. Я думаю, что ты и тогда не перестанешь меня любить...

-- О чем ты говоришь! Да я просто так... Телюкова жаль. Он и без того столько пережил...

-- Иди, Лиля, домой, ложись спать. Тем, что мы оба будем здесь вздыхать, делу не поможешь...

-- Гонишь? -- обиделась девушка.

-- Ну что ты! Если хочешь -- оставайся. Теперь я спокоен. Ведь между нами все решено, не так ли? Мне просто неприятно, что мать дома беспокоится. К тому же мне надо пойти к замполиту.

-- Ты прав, я пойду, -- согласилась Лиля.

Поддубный проводил ее домой. По пути собирался зайти к инженеру, но передумал. А если бы зашел, то столкнулся бы с Гришиным.

Подружились штурман и инженер. Подружились потому, что нашли общий язык. Не нравился инженеру Поддубный, как не нравился он с самого начала и штурману.

Прежде планировали один, от силы два летных дня в неделю. А теперь все полеты, полеты. И не куда-нибудь, а в стратосферу, на практический потолок.

-- Все торопит, лезет куда-то, все ему что-то надо. Совсем извел авиационных специалистов, -- ворчал инженер. -- Прежде, бывало, и в будни урвешь часок-другой, чтобы походить с ружьем, поохотиться на лисиц. А при Поддубном только и знаешь, что торчишь на аэродроме. И куда он спешит с этим учением? Будто завтра война! Одержимый какой-то!

Штурман Гришин придерживался таких же взглядов.

-- Я предвидел неприятность, Кондрат Кондратьевич, -- вторил он инженеру. -- Зачем Поддубному понадобились эти Ту-2? Не понимаю. Допустим, что Телюков спасется. Допустим, хотя шансов маловато. Но вы же понимаете сами: разве после всего перенесенного он останется боеспособным летчиком? О нет, Кондрат Кондратьевич! Надо же учитывать те невероятно тяжелые условия, в которых мы находимся. Поддубный забывает, что здесь не север, а юг. Пустыня! Каракумы! А он, невзирая ни на что, жмет на все педали.

-- И сам себя загонял, и людям не дает спокойно жить, -- вторил инженер.

-- Живешь, как на войне. Летчики рискуют жизнью ежедневно, ежечасно.

-- И работы чертова уйма! На фронте и то легче было нашему брату авиаспециалисту. Бывало, при нелетной погоде прохлаждаешься себе где-нибудь летом под кустом, а зимой отдыхаешь в теплой землянке...

Штурман наклонился к инженеру и прошептал:

-- Между нами, Кондрат Кондратьевич... Я отчасти доволен тем, что произошло. Хоть и жаль Телюкова, но все к лучшему в этом лучшем из миров. Погибнет один -- спасем десятерых... А Поддубного за жабры...

-- Хорошо бы, Алексей Александрович, если б его забрали вообще. А то прямо-таки невозможно: день и ночь, день и ночь -- все у самолетов. Возьмите вы, к примеру, этот буран. Это же беда для техника! Неделя нужна для профилактики, если придерживаться всех правил. А он разве даст неделю? И дня, скажет, достаточно.

-- Конечно, скажет!

Штурман еще ближе склонился к инженеру:

-- Я, Кондрат Кондратьевич, веду записи. Все у меня как на ладони. Придет время -- зачитаю на Военном совете округа, покажу, к чему приводит пренебрежение методическими указаниями. И уверен -- Поддубного снимут.

-- Если бы сняли...

Замполит Горбунов тоже был не один -- с Дроздовым. В комнате -- дым коромыслом. На столе разостлана карта-пятикилометровка. Квадрат "25" обведен красным карандашом. Где-то там Телюков.

-- Что нового, друзья мои? -- Поддубный подошел к карте, стараясь казаться бодрым.

-- Смотрим со Степаном Михайловичем сюда, -- замполит ткнул пальцем в кружок, -- а мысли там. Думаем и ничего не можем придумать. Вся надежда на выносливость Телюкова.

-- Да, больше, пожалуй, ничего не остается.

Дроздов, оседлав своими длинными ногами табурет, тронул Поддубного за рукав:

-- Мне сегодня Гришин рассказал один интересный анекдот. Хочешь послушать, Иван Васильевич? Только сначала дай слово, что не обидишься. Я по-дружески.

-- Давай. Догадываюсь -- это камешек в мой огород.

-- Разумеется.