И он принялся врачевать себя всеми способами, которые только приходили в голову. Растирал горевшее колено снегом, растирал и водкой, выпросив стопку у соседки, — никакого облегчения. Тогда, примостившись возле печки, он начал прогревать опухшее колено горячим воздухом. Посидит, погреет, пройдется по комнате и снова сядет, закатив штанину.
И понесла же его нелегкая вслед за официанткой! Вот дурак, так дурак!
Но Нина, как на грех, не выходила из головы. Красивая девушка — смелая, бедовая!
И только он подумал о ней, как в дверь постучали.
— Войдите!
В комнату вошла Нина с кастрюлями и тарелками на подносе. Смутившись, она остановилась у порога, перевела дыхание:
— Заведующий столовой прислал… Я рассказала ему о вчерашнем случае, вот он и прислал. А вы вчера не ужинали и сегодня не завтракали.
Телюков в свою очередь растерялся и смутился при виде девушки и, чтобы скрыть свое смущение, сказал, напустив на себя развязный тон:
— Ваш заведующий, Ниночка, видимо, добродушный человек, но недальновидный. Посылать такую девушку к закоренелому холостяку — это все равно что впустить цыпленка в лисью нору.
— Вы что ж, съедите меня? — засмеялась Нина.
— Нет, я съем то, что вы принесли. Но знаете что? Я определенно начинаю в вас влюбляться. Скажите, между прочим, где вы научились так здорово на лыжах ходить?
— Дома. Но, между прочим, разве влюбленные так разговаривают?
— А как?
— Становятся на колени, — шутила девушка, расставляя на столе тарелки.
— Э, нет! Во-первых, у меня синяк на колене. Во-вторых, вы неправильно поняли меня, Нина. Пока что я пребываю, так сказать, в начальной стадии. А на колени становятся уже влюбленные по уши.
— А в-третьих? — Девушка выжидательно улыбнулась.
— По-моему, я сказал все.
— Не кривите душой, капитан.
— А что еще?
— Сказать?
— Скажите.
— А то, что перед официанткой вы на колени не встанете. Ни в этой стадии, ни в какой другой. Скажете — неправда?
Телюков покраснел, почесал за ухом — вот так отбрила! И продолжал в прежнем тоне, высказывая совершенно не свойственные ему взгляды, лишь бы скрыть свое смущение и казаться бывалым малым:
— Прежде всего, Ниночка, меня в человеке привлекает его внешний облик, фигура, лицо. Чем эта фигура совершеннее — тем более привлекательна, и тем человек ближе стоит к современности и дальше от своих предков — обезьян. Видите ли, я преклоняюсь перед гармонией человеческого тела. Вам приходилось видеть античные статуи богинь, ну, скажем, Венеры? Так знайте: их создавали разум, воображение, гений великих художников и ваятелей. Да, да, именно воображение и гений. Ведь ни один художник не видел, да и не мог видеть, никакой богини. И в этом отношении художники античного мира были мечтателями-реалистами. Они не делали копий, заглядывали далеко вперед, предвидя неустанное и постоянное усовершенствование людской фигуры в процессе труда и физкультуры. Я тоже люблю физкультуру и спорт… И часто думаю вот о чем: каждая девушка хочет выглядеть красивой, почти каждая подводит брови, красит губы, а то еще и ресницы, чтобы они трепетали, как крылышки мотылька. Это все ненужное занятие, в крайнем случае — второстепенное дело. Спортом надо заниматься — вот в чем красота!
— О, да вы философ! — насмешливо заметила Нина. — Не пойму только, куда вы гнете и куда ведете свою философию? Кого вы имеете в виду?
— Вас, Ниночка! Посмотрите на себя! — он протянул руку, чтобы обнять девушку за талию, и неожиданно получил такую оплеуху, что в глазах потемнело.
— Та-ак! — протянул он и потер щеку.
Нина прислонилась спиной к двери, готовая в любую минуту выскочить из комнаты. Пристыженный Телюков сел за стол, склонился над тарелкой. Некоторое время молча жевал, затем поднял на девушку виноватые глаза.
— Простите, Нина, — сказал он тихо. — А рука у вас не очень легкая. Сразу меня на место поставили. — Он улыбнулся и еще раз потер ладонью щеку. — Садитесь-ка лучше к столу, выпейте стакан чаю. От чистого сердца прошу.
— Да вы разве признаете сердце? Ведь вы только что доказывали, что прежде всего для вас — фигура, внешний облик человека.
— Это все чепуха. Оставим это! Садитесь, Ниночка. Запросто.
Она неуверенно подошла к столу, примостилась на краешке стула — очень взволнованная, побледневшая. В окно ударил солнечный луч, серебром разлился по комнате. Телюков вдруг заметил в ее глазах затаенную грусть, тяжкую задумчивость. Ноздри ее прямого носика нервно вздрагивали, и казалось, она того и гляди заплачет.
— Я вас обидел, Нина. Простите!
Она резко отвернулась, и он понял этот жест как нежелание обнаружить свои слезы.
Он допил чай, поблагодарил девушку за завтрак. Нина прибрала посуду и быстро вышла из комнаты.
— Подлец ты, Филипп Кондратьевич! — выругал себя Телюков и быстро зашагал по комнате, решив лечить ушибленное колено комплексом физических упражнений.
Он шагал взад и вперед и все думал о Нине. Кто она? Как очутилась здесь? Девушка серьезная, образованная — это ясно. Одинокая — квартирует в городке. Не пустышка. Полна достоинства и высоких чувств — это тоже — увы — факт.