На далеких рубежах

— Ночью здесь и ходить опасно, — заметил Гришин. — Поскользнешься, и поминай как звали! Так что здесь надо быть осторожным.

— Правильно, — подтвердил техник. — Но я строго предупредил солдат.

— Этого мало. Нужно от баржи ко всем объектам натянуть веревки. Видали, как это делают на севере, где гуляют снежные бураны?

— Видал. В кино.

— Ну, вот. Объявят тревогу — хватайся рукой за веревку и беги.

— Веревки у нас нет, а кабель имеется. Завтра протянем.

— Обязательно. А сейчас запускай двигатель. Я испытаю локатор, ознакомлюсь с «местниками» и проверю связь по радио.

— Есть, запустить двигатель! — козырнул техник и побежал выполнять приказание.

А Гришин все стоял и стоял, хмуро глядя в мутную морскую даль. Словно в ссылке, чувствовал он себя. «И все же, — думал он, — лучше с земли созерцать это море, чем с воздуха…»

Из гнетущего оцепенения его вывел характерный шум антенны радиолокатора, стоявшей на бугорке неподалеку от берега.

Антенна крутилась, оглядывая простор, и сразу у Гришина стало как-то легче и спокойнее на душе. И не таким уже забытым людьми и богом показался ему этот крошечный островок.

Прежде чем сесть к экрану, Гришин вошел в будку радиостанции. Радисты проверяли связь.

— «Водолаз», я «Робинзон», как слышите меня? Прием.

И чуть повременив:

— «Краб», я «Робинзон», как слышите меня?

Наконец радист связался с «Тайфуном». Гришин потянулся было к микрофону. Ведь «Тайфун» — это аэродром Холодный Перевал. Но передумал. Его остановила неожиданно уколовшая неприязнь к Поддубному. Ведь это из-за него очутился Гришин на этом жалком островке.

И не Поддубному, а комдиву доложил Гришин о своем прибытии на точку «Робинзон».

Даже в эфире не пожелал он встретиться с Поддубным. Но встреча все равно не состоялась бы. В это самое время подполковник Поддубный сидел за рулем «Победы» — отвозил Лилю на станцию. Машина то ныряла с разгону в глубокие долины, то, будто на крыльях, взлетала на крутые перевалы. От быстрой езды и резких поворотов у Лили слегка кружилась голова. Молодую женщину тошнило, и она знала, что это значит. Когда ей становилось невмоготу, она доставала из банки соленые огурцы…

Вскоре ей стало совсем плохо, машину пришлось остановить.

— Боже, чего только не натерпится мать! Начинаются мои муки.

Она стояла бледная и расстроенная. Поддубный платком вытер ей рот, поцеловал в холодные губы.

— Ну, давай вернемся.

— А институт?

— Потом закончишь.

— О нет, дорогой. Как-нибудь я уже дотяну. Осталось немного. А вернусь — буду преподавать офицерам английский язык и заодно писать. И полку польза, и хлеб свой…

— Дался тебе этот хлеб!..

— А как же? Разве это специальность — быть женой офицера? — слабо улыбнулась Лиля. — Ты вот мечтаешь о должности командира дивизии. Ведь правда? А с какой стати я должна останавливаться? Недаром говорят, что мужья эгоисты. Ты тоже эгоист.

— Но я еще мечтаю о сыне, Лиля.

— А о дочери?

— Ну, и о дочери. А командиром дивизии мне стать просто необходимо. Покомандую некоторое время, а там снова в академию — Генерального штаба. Ох, как хочется учиться!

— А мне — нет. Надоело уже. Ты смеешься, а я тебе заявляю серьезно: буду писательницей. Или в крайнем случае — журналисткой. Пойду в газету или журнал. Хоть переводчицей, а пойду. Конечно, мечты осуществляются не сразу. Может быть, не один год придется поработать. Что, не нравятся тебе мои планы? — спросила Лиля, уловив в глазах мужа тень недовольства.

— Мне хочется сына, Лиля, — повторил Поддубный. — Без детей скучно. Пора уже иметь в семье босячка!

— Будет у нас сын, теперь уже никуда не денешься, — сказала Лиля и ласково улыбнулась мужу. Посмотрев на часы, сказала озабоченно: — Поедем скорее, а то опоздаем!

— Тебе лучше?

— Мне совсем хорошо, милый!

Они приехали на станцию за полчаса до прихода поезда. Купив билет, Поддубный повел жену в буфет выпить стакан чаю. Вдруг Лиля остановилась, слегка тронув мужа за рукав куртки.

— Боже, он здесь! — шепнула она.

— Кто?

— Телюков.

Летчик разрезал на тарелке жареную курицу и, поглощенный своим занятием, не замечал вошедших. А заметив, сразу же вскочил с места.

— Здравия желаю, товарищ подполковник. Мое почтение, Лиля Семеновна! — Он слегка наклонил голову и заметно покраснел.

— Здравствуйте, — подошел к нему Поддубный. — Возвращаетесь? А Нина? Все, надеюсь, благополучно с ней?

В глазах Телюкова заиграли искорки душевной радости.

— Поправляется, выздоравливает. Спасибо вам, товарищ подполковник, за вертолет. Сколько жить буду… Да вы присаживайтесь к моему столу. И вы, Лиля Семеновна. Что вам принести из буфета?

Поддубный не успел ответить, как Телюков уже был у стойки, взял бутылку портвейна.

— Не нужно, Филипп Кондратьевич, — сказал Поддубный. — Нам только два стакана чаю.

— Есть, два стакана чаю.

А принес и портвейн, и печенье, и конфет, и яблок, и колбасу. На столе появились рюмки, ножи, вилки…