На Дальнем Западе. Ловцы трепанга

— Знаю, мистер Джордж! И поэтому не жду прямой помощи от Чивингтона. Но косвенную помощь он нам может оказать, как только проникнет в прерию.

Потом Джордж Деванделль стал расспрашивать Джона Мэксима о Ялле. Но агент находил эту тему слишком щекотливой, боялся проговориться и отвечал уклончиво.

— Постойте, Джон! — прервал разговор Джордж Деванделль. — Но, может быть, сам отец, услышав о том, что нас уже осаждают, придет на помощь? Как вы думаете?

Джон Мэксим вздрогнул и, чтобы избежать немедленного ответа, для которого он не находил слов, склонился над рвом, будто углубившись в рассматривание, что делают краснокожие, удалившиеся от усадьбы в тень леса.

Там, во рву, среди луж грязи и стеблей болотной травы еще копошились тела обваренных кипящим маслом индейцев; по временам, не выдерживая мук, кто–нибудь из несчастных принимался глухо и протяжно стонать.

— Какая ужасная вещь война! — не дождавшись ответа от янки, промолвил молодой человек.

И в ответ ему прозвучали угрюмые слова агента:

— Вообще, мистер Джордж, сама жизнь — ужасная штука!

Небо было покрыто густыми тучами, несшимися куда–то с фантастической быстротой, будто тучи тоже спешили на бой, перегоняя одна другую, и временами их безумный бег освещался вспышками молний.

Уже раздавались оглушительные раскаты грома, и крупные, тяжелые капли дождя, срываясь с низко плывущих над землей туч, звонко шлепались на крыши усадьбы, на пыльную почву двора, на огонь еще не потушенных костров.

Опасаясь, что с минуты на минуту индейцы могут вновь пойти на приступ, гарнизон маленькой импровизированной крепости бодро держался на своих постах, заботясь только о том, чтобы дождь не промочил порох и не помешал стрельбе из ружей. Но час проходил за часом, а индейцы не показывались. Разведя в лесу огромные костры и изжарив на их огне мясо быков и овец, краснокожие пировали, и по временам от их лагеря доносились звуки дикого, заунывного пения.

Перед рассветом костры индейцев были погашены, потом свыше пятисот всадников выдвинулось из леса.

— Что это они тащат в руках? — спросил агента асиендер.

— Ветви, сучья. Должно быть, рассчитывают в каком–нибудь месте завалить ров, чтобы легче было перебраться к укреплениям, — ответил траппер.

Помолчав немного, Джон Мэксим резко тряхнул головой и спросил:

— Скажите, мистер Джордж, сколько лошадей у вас имеется во дворе усадьбы?

— Да больше тридцати, почти сорок.

— Лошади, надеюсь, в хорошем состоянии?

— Рабочих тяжеловозов мало. Больше мустанги. Вы же знаете, папа любит коневодство, и наши лошади славятся красотою и выносливостью. А зачем вы это спрашиваете?

— Веревки и топоры тоже найдутся?

— Конечно. Сколько угодно. Но что вы задумали?

— Вот что, мистер Деванделль! — ответил после некоторого колебания агент. — Я вижу теперь ясно, что нам не удержаться здесь. Правда, мы отобьем и этот штурм, и еще один. Но конец неизбежен. Если только мы останемся в стенах аси–енды, наша участь решена. Не пройдет и суток, как наши скальпы будут служить недурным украшением для щитов и мокасин краснокожих. Единственное наше спасение — уйти отсюда.

— Бежать?

— Да, бежать.

— Но каким образом?

— Об этом я позабочусь. Думаю, это удастся. Предоставьте дело мне. А вы побудьте тут, посторожите. С вами пусть останется человек десять ваших слуг. Я же и мои товарищи трапперы поработаем. Дело не затянется. Все зависит от того, удастся ли нам приготовить индейцам сюрприз. Я вижу, мы не должны дожидаться, пока индейцы доберутся до стен асиенды. Времени мало, но надеюсь, хватит. В несколько минут мы можем уже приготовиться к бегству.

— Да, но удастся ли нам прорваться? Ведь нам придется проскочить между двух колонн краснокожих! Агент Джон Мэксим пожал плечами.

— Кто не рискует, тот не выигрывает. Наша игра опасна, но шансы есть. Попробуем. Так вот что: отвлеките индейцев стрельбой. А я пойду…

И Джон Мэксим, обдумывая по дороге свой действительно рискованный план бегства из осажденной асиенды, остановился у ворот.

Индейцы тем временем приближались к усадьбе, но сравнительно медленно: их движение замедлялось ветвями и сучьями сосен, которые они тащили и волокли с собою, чтобы завалить ров.

Ясно было видно, что одной из двух осадных колонн руководила Ялла: она выделялась среди других индейцев и своим костюмом, и, главное, своим белоснежным красавцем конем.

На предводительнице сиу был великолепный плащ, ниспадавший широкими, живописными складками за спиною, а в руке она держала карабин.

Негры и мулаты при виде индейцев снова принялись за стрельбу. Даже в непосредственной близости от женщины–сахэма падали, сраженные пулями, краснокожие, но на губах Яллы играла презрительная и гордая улыбка, взор горел мрачным огнем, и она не склоняла головы под огненным дождем.