На Дальнем Западе

Джордж и Мэри рванулись к страдальцу, глядевшему на них полубезумным от боли взором, но индейцы отшвырнули их в сторону. И несчастные дети упали, словно подкошенные, на грязный пол катакомбы: удар был так жесток, что их нервы не выдержали. Они лишились чувств.

И над их казавшимися бездыханными телами зазвучал торжествующий, сухой, острый, как лезвие ножа, голос Яллы, женщины-сахема сиу:

— Послезавтра на рассвете мои мокасины будут украшены скальпами твоих детей от белой женщины, Деванделль! Так я мщу за то оскорбление, которое нанес ты когда-то мне! Ты меня слышишь, мой первый муж?

Новый страдальческий стон, вырвавшийся из измученной груди несчастного полковника, был ответом кровожадной индианке.

— Взять этих бледнолицых! — скомандовала Ялла часовым, показывая повелительным жестом на братьев-трапперов, полными слез глазами глядевших на своего злополучного командира. — Привяжите их к столбу пыток рядом. Пусть наши воины потешатся завтра ночью. Они ведь давно не развлекались… Завтра подойдут еще союзники, доставим удовольствие и им…

XIV

Чивингтонова бойня

Где был так счастливо убежавший агент Джон Максим, когда совершались описанные в предыдущей главе события?

Переправившись на другой берег болота, янки без пощады гнал свою великолепную лошадь, и, собственно говоря, сам он не знал, куда летел: его душа была полна горя, мозг отказывался служить. Единственной мыслью было — не встретятся ли на его пути какие-либо отряды американских войск, чтобы обратиться к ним с просьбой о спасении детей полковника Деванделля, попавших в руки мстительной Яллы. Когда лошадь выбивалась из сил, Джон Максим сходил с седла и бросался в траву прерии, не выпуская из рук повода. Ему не хотелось ни есть, ни пить, сон бежал от него, словно гонимый мыслью об ужасных событиях предшествующих дней.

Когда лошадь казалась немного отдохнувшей, Джон Максим снова вскакивал в седло и мчался вперед и вперед, оглядывая полными тоски глазами горизонт.

И вот радостный крик вырвался из его уст: там, далеко-далеко, шел целый отряд, и это были не индейцы, а регулярная кавалерия. Их было не меньше восьми или даже девяти сот человек.

Снова мчится как безумный измученный, готовый пасть мустанг. И его всадник, приподнявшись на стременах, кричит и машет широкополой шляпой.

— Братья! Братья!

Это было 29 сентября 1864 года — день, который на Диком Западе и до сих пор называют кровавым днем.

Около полуночи в лагере соединенных индейских племен царило ликование: на кострах жарились угнанные из гациенды Деванделля быки и бараны, а десятки, быть может, даже сотни краснокожих воинов, дико завывая, вели хоровод вокруг двух столбов, к которым были привязаны злополучные трапперы, братья Гарри и Джордж Липтоны. Индейцы еще не приступили к пытке, оставляя это удовольствие напоследок. Но похищенная в разграбленных поселках агвардиэнтэ, мексиканская водка, лилась рекою, и соблазн был так велик, что в оргии приняли участие, позабыв осторожность, даже часовые: никто не охранял огромного лагеря, где собралось почти тысяча краснокожих, не считая подошедших за последний день женщин и детей. И никто не видел, что к лагерю беззвучно подкрадывались американские солдаты, которых вел агент Джон Максим: это был знаменитый третий полк волонтеров Колорадо под начальством полковника Чивингтона.

Неподалеку от беззаботно пирующего лагеря волонтеры остановились. Чивингтон обратился к ним со словами:

— Пусть выйдут вперед те люди, жены и дети которых зверски убиты краснокожими, братья которых скальпированы красными собаками!

Весь полк шагнул вперед и замер на месте.

— Тут, должно быть, тоже есть женщины и дети… Что делать с ними?

— Смерть! — пронесся зловещий шепот. И через мгновенье весь полк, как один человек, обрушился на лагерь трех индейских племен.

Это была знаменитая «бойня Чивингтона»: о сражении не было и речи, потому что индейцы не успели даже схватиться за оружие.

Когда рассвело, в окрестностях развалин монастыря, где еще курились пиршественные костры индейцев, лежали груды изуродованных трупов.

Там были воины, там были женщины и были дети.

Солдаты Чивингтона не пощадили никого…

Спаслись от истребления лишь очень немногие: среди них был старый воин племени «воронов», лже-гамбузино — Красное Облако. Он умчался в степь, увозя с собой Миннегагу. Другие знаменитые вожди индейцев — Черный Котел, Белая Антилопа и сам беспощадный сахем арапахов Левая Рука легли там, где застигли их штыки и пули волонтеров.[9]

Единственное сопротивление американцам было оказано маленькой группой краснокожих, собравшихся вокруг женщины-сахема сиу, неукротимой Яллы.

Сквозь ряды кидавшихся на окружавших Яллу индейцев прорвался атлетически сложенный человек с темным лицом и сверкающими глазами.

— Наконец я добрался до тебя, индейская змея! — воскликнул он, вскидывая ружье.

Грянул выстрел, и пораженная в грудь Ялла упала со стоном со своего белоснежного коня. Джон Максим — это был он — наступил на ее грудь.