На дальних воздушных дорогах

Конечно, это было так! Пришлось выкачать из баков целую тонну бензина. Пока инженеры довольно неохотно занимались этим, я сел в машину и проехал аэродром еще раз из одного конца в другой, чтобы окончательно выбрать направление взлета. Это оказалось не таким-то простым делом: один конец взлетной полосы упирался в пригородные дома, другой, обращенный к морю, заканчивался десятиметровым обрывом.

Положение было серьезным. Даже слишком. Это можно было понять и по лицам собравшихся вокруг нашего самолета летчиков: взлет может оказаться опасным.

Чтобы избежать этой опасности, я решил взлетать в сторону моря: хотя взлетной полосы будет немного недоставать, впереди все-таки открытое пространство, над которым можно будет набрать необходимую скорость и не опасаться столкновения, а такая опасность могла возникнуть при взлете в сторону города.

Перед самым вылетом я еще раз посмотрел на бессильно висящий конус и с тревогой в душе приказал запустить моторы. Затем мне пришлось так вырулить на старт, что хвостовое колесо самолета осталось на земле, за бетонной дорожкой. Тем самым я прибавил к длине взлетной полосы дополнительные десять метров.

— Все готово?

— Готово! — доложил бортинженер Золотарев.

Я дал полный газ и начал взлет. Под гул моторов мы катились по взлетной полосе вперед между рядами истребителей и самолетов-разведчиков, расположенных справа и слева. Мощности моторов было явно недостаточно, чтобы подняться в воздух с этой короткой взлетной полосы, поэтому я приказал борттехнику дать форсаж, к чему прибегают лишь в чрезвычайных случаях. Рычание моторов перешло теперь в оглушительный рев, а самолет резко потянуло вправо. Скорость была еще маловата, и эффективность руля настолько неудовлетворительна, что самолет можно было удержать на прямой, только регулируя тягу моторов. Пришлось уменьшить обороты левых моторов. Я, очевидно, чуть-чуть переусердствовал, потому что теперь самолет резко рвануло влево и возникла реальная опасность врезаться в ряд самолетов, стоявших на левом краю взлетной полосы. Я быстро снова дал полные обороты левым моторам, самолет опять потянуло вправо.

Скорость возрастала. Сейчас должно было решиться все: впереди уже виднелся конец полосы. Вдруг я с ужасом заметил, что через несколько мгновений могу крылом самолета начать «косить» винты выстроенных с правой стороны дорожки самолетов! Чтобы прервать взлет, не было уже ни места, ни времени. Если теперь постановить моторы, пользы от этого не будет никакой: мы неизбежно устремимся прямо в море.

— Держите полный газ! — крикнул я и нажал изо всех сил на левую педаль, поворачивая одновременно и штурвал влево. Справа, на расстоянии десятков сантиметров от конца крыла мчащегося вперед самолета, промелькнули винты стоящих в ряд самолетов. «Еще хотя бы немножко!» — пронеслось у меня в голове. Я взглянул на указатель скорости: 160. Порядок! Я энергично потянул штурвал на себя — мы поднялись в воздух… Взлетная полоса исчезла, под нами простиралось бесконечным зеркалом безмятежное водное пространство.

— Убрать шасси! — дал я команду, и у меня будто гора свалилась с плеч. Горячие струйки пота стекали по лицу и шее.

Когда шасси было убрано, скорость сразу возросла. Мы могли начинать набирать высоту. Это оказалось и необходимым, так как прямо по курсу был виден довольно высокий горный хребет, расположенный на противоположной стороне залива. Перелететь через него прямо было нельзя, поэтому я повернул немного вправо, в открытый океан. Уточнив курс, я включил автопилот. Он был замечательным помощником, очень хорошо управлял самолетом и тем самым давал пилотам, мне и Обухову, не один час отдыха.

Последний этап полета через „большую воду“

Моторы гудели тихо и монотонно. В самолете царило молчание. Экипаж, особенно инженеры и штурманы, которым картина только что состоявшегося взлета была видна лучше всего, еще не пришел в себя после нервного напряжения.

Однообразную поверхность океана на несколько мгновений оживил большой караван судов, сопровождаемый военными кораблями. Мы ясно видели, как внизу, на кораблях, махали нам в знак приветствия руками и фуражками: «Счастливого пути!» Я выключил автопилот и ответил международным приветствием летчиков, покачав крыльями и пожелав «Счастливого плавания!».

Караван шел из Америки в Советский Союз. Мы ожидали встретить его еще в Рейкьявике. На транспортах было оружие и боеприпасы, предоставленные нашей Родине по ленд-лизу.[6]

Пассажиры поудобнее расположились в своих креслах и собрались вздремнуть. На этот раз спать разрешалось — мы летели сравнительно низко, не выше 3000 метров, необходимости в кислородных масках не было.

Штурманы ловили в секстанты единственную мерцающую впереди звезду. Вообще навигационные возможности оказались скудными — ни солнца, ни звезд, а радиомаяки находились вне пределов слышимости.

Время шло. Справа на горизонте должна была появиться Гренландия.

— Скоро ли мы увидим Гренландию? — спросил я у штурманов.