На Диком Западе. Том 1

Пыль поднималась то слабее, то сильнее, и затмевала видимость на расстоянии мили. Постепенно бизоны стали тесниться все сильнее, заполнять свободные пространства, все более приближаться к лошадям. Этого-то Милли и боялась больше всего. Лошади закусили удила и летели стремглав. Милли пришлось отпустить вожжи, чтобы не слететь с сиденья. Вдруг они стали брыкаться и среди непрестанного топота и гула раздался пронзительный, испуганный рев. Милли никогда раньше не слышала рева лошади. Ей ничего не оставалось делать, как уцепиться за отпущенные вожжи и за сиденье и осматриваться кругом широко раскрытыми глазами. Одна из белых лошадей, любимица Джэтта, споткнулась и упала на колени. Минута была такая, что Милли едва не лишилась чувств. Другая лошадь споткнулась, затем резко дернула, потащила за собой и подняла таким образом свою соседку, и обе понеслись дальше. Теперь свободное пространство вокруг повозки ограничивалось несколькими ярдами спереди и с боков. Сзади огромные опущенные книзу косматые головы почти натыкались на повозку.

Милли слыхала, что бизоны во время бегства сносят и ломают все препятствия на своем пути. И она, по-видимому, должна была стать жертвой такого панического бегства. Лошади ее не могли ни пробиться вперед, ни податься в сторону, ни остановиться. Они были окружены, стиснуты, их подталкивали и гнали. Ужас охватил их; они спотыкались то вместе, то по отдельности, ревели и бросались на брыкающихся бизонов. Чудом они не сломали себе ног, не порвали упряжь, не свернули колес. Наконец эти толчки, этот топот, эта тряска повозки, эта страшная близость напирающих бизонов, этот ад кромешный позади нее — все это вконец обессилило Милли. Руки ее ослабели, и она окончательно пала духом. Повозка задребезжала, накренилась на сторону, раз-другой подскочила и остановилась. Бизоны позади нее стали поднимать свои огромные головы, задние лезли на передних, они теснились и нарастали, как темные, грозные и неудержимые волны прибоя. Головы, рога, мохнатые туши сплошным бурлящим потоком обрушились на повозку. Оглушительный грохот наполнял округу, низко стелилась пыль. Было душно, и Милли показалось, будто ей заткнули нос и рот. Она свалилась с сиденья назад и потеряла сознание.

Когда Милли открыла глаза, у нее было такое ощущение, будто она проснулась после кошмарного сна, лежа на спине она взглянула вверх, на небо, густо застланное облаками пыли, и почувствовала, что повозка движется, но не могла бы сказать, быстро ли, ибо со всех сторон слышался топот копыт.

«Должно быть, что-то случилось… лошади еще бегут… повозка не перевернулась», — подумала она, но приподняться и посмотреть боялась. Она ощутила, что произошла какая-то значительная перемена. Повозка катилась гораздо медленнее, без толчков и покачиваний, и топот копыт был не такой громкий, не такой резкий. Она убедилась, что лошади замедлили шаг. Где она? Долго ли она лежала без чувств? Чем кончится бешеная скачка? Ничего не случилось. Ей дышалось легче, и она не так сильно ощущала пыль и запах бизонов. Во рту у нее было сухо от жажды. Кожа была влажна и горяча. Милли села. Она увидела серую прерию, и на расстоянии пятидесяти ярдов темные косматые тела лениво скачущих бизонов. Повозка катилась так же медленно. Милли прислонилась к сиденью и выглянула вперед. Удивительно — белые лошади Джэтта спокойно бежали в нескольких десятках футах за бизонами. Она едва верила своим глазам. Лошади уже не боялись. По сторонам на много миль расстилалось пространство, испещренное темными пятнами бизонов и серыми полосами травы. Впереди открывалась такая же картина, только еще грандиознее. Повсюду, насколько можно было окинуть глазом, виднелись бизоны, но они уже не теснились сплошной массой и не бежали.

«Это не было паническим бегством, — догадалась Милли. — Они просто переходят на другое место. И не обращают внимания ни на повозку, ни на лошадей… Есть надежда спастись…»

Милли взобралась на сиденье и нашла вожжи там, где выпустила их. Лошади отозвались на ее понукание не тем, что ускорили шаг, а только навострили уши и подняли головы. Они были довольны, что ими снова правят, и бежали так, как будто поблизости не было бизонов. Эта перемена изумила Милли. Но по поту, пене и по запыленным спинам лошадей она могла судить, что они долго бежали, прежде чем дойти до состояния такого равнодушия к окружающей обстановке.