На Диком Западе. Том 3

Он отворил дверь и замигал от атмосферы, густо насыщенной табачным дымом, духами и вином. Его сейчас же узнали. Раздались громкие приветствия, которыми обычно встречали этого местного барона, когда он позволял себе появляться среди простых смертных.

Деру помахал рукой в ответ на приветствия, протиснулся сквозь толпу к стойке и поздоровался с владельцем Холлером.

Джед Холлер, всегда готовый защищать свои права большим шестизарядным револьвером, присвоил себе звание судьи. Это был человек лет пятидесяти, сильный и отважный рыцарь наживы, убежденный, что дело великолепно процветает, если в основе его лежит веселье. Родом он был откуда-то с юга, утверждал, что был в близких отношениях с рабовладельческим высшим классом и поэтому хвастал своими манерами воспитанного человека. Его прошлое было темно, но в это время и в этих местах решительно никто не интересовался такими пустяками, как прошлое, никто никогда не поднимал таких вопросов.

Холлер сразу понял, что на строительстве железной дороги он может сделать очень хорошие деньги. Конец войны застал его довольно состоятельным человеком. Он быстро организовал при стройке передвижной бар и при нем танцевальный и игорный залы. Одновременно в интересах дела, где бы он ни открывал свой бар, он устраивал судебную камеру. Его излюбленным девизом был: «Закон и порядок прежде всего!» И надо отдать ему справедливость: он умел усмирить каждого, остановить любое насилие, вызванное его крепким виски.

По обыкновению он сидел за стойкой на высоком стуле, со сдвинутой далеко назад шляпой на голове, и его орлиный взгляд не упускал из вида ни одного движения разношерстной публики, толкавшейся в баре. Кажется, ничто не ускользало от него, несмотря на то, что он часто погружался в книгу Свода Законов — единственную книгу, которую он имел.

Это был экземпляр статутов штата Иллинойс 1860 года. В ней он ощупью всегда находил статью, в которой у него возникала нужда, чтобы подкрепить ссылкой на нее свое решение. Справа и слева от него работали приказчики, а у каждого конца стойки, точно истукан, стоял человек с ружьем, готовый привести судебное решение в исполнение.

Салун и камера Холлера представляли собой деревянный каркас в сто двадцать футов длины и сорок футов ширины, разделенный на несколько частей и обтянутый брезентом. В задней его части был застлан натертый воском пол специально для танцев и рядом отведено значительное место для приятных разговоров с дамами. «Арабские ночи», как называли бар Холлера, был необходимым учреждением для продвигающейся вперед железной дороги. Здесь добро и зло, веселье и радость уживались вместе с печалью, как выпивка с игрой.

По правую сторону этого брезентового помещения тянулась длинная, красиво отделанная стойка, за которой восседал важный судья. Буфет был обильно снабжен всевозможными винами до шампанского и пива из Сент-Луиса. Последнее ежедневно доставлялось в бочках по новой дороге. Зал был украшен зеркалами, а на стойках и шкафах виднелись разнообразные кубки и бокалы. На стенах висели олеографии с изображением битв и женских головок. Большая часть помещения была заставлена столами для рулетки-лото, карточных игр. За каждым столом, как полагается, сидел человек с холодными глазами, одетый в широкое платье.

Днем «Арабские ночи» были тихи и спокойны, но когда наступала ночь и желтые огоньки вспыхивали в баре, а духовой оркестр начинал свои обычные номера, длинная зала быстро заполнялась публикой. Здесь были и железнодорожники всякого рода, и игроки, и фермеры, и разные бездельники, появлявшиеся невесть откуда. Духовой оркестр сходил со сцены и уступал место струнному. Кадриль, котильон и вальс были обычным репертуаром вечера.

При каждом приглашении кавалера девушки брали его под руку и вели в зал. После каждого танца кавалер обычно угощал даму или шампанским, если имел достаточно денег, или виски. Некоторым девушкам, по предварительному уговору с официантами, подавался вместо ликера холодный чай, если угощающий не был достаточно любознательным.

Посетители, которые не интересовались танцами и девушками, искали счастья за игорными столами. Музыкальное пощелкивание костей, шум колеса рулетки, звон стаканов, голоса женщин и грубый смех мужчин представляли собой хаос звуков, который едва ли еще где-нибудь можно было слышать. Когда становилось уже поздно и толпа посетителей начинала редеть, хитрый судья устраивал новые развлечения. На платформу, где обычно помещался оркестр, выходил молодой человек и под аккомпанемент пианино пел старые баллады, трогательные песни о родном доме и любящей матери. Эти песни всегда вызывали оглушительные аплодисменты. Некоторые из девушек, слушая песни, вспоминали о милом доме, о матерях, поддавались охватившему их чувству и плакали. Эти сентиментальные девушки были главной двигательной пружиной торговли Холлера.