На дороге стоит – дороги спрашивает

Ораторствуя и не спуская глаз с притихших сибиряков-новобранцев, разбивал я один за другим флаконы с тройным одеколоном и произносил со страстью выстраданную, гневную филиппику. По осеннему, покрытому пожухлой, бурой травой распадку вдаль и вширь расползался резкий цветочный запах тройного одеколона.

– Де факто нет тройного одеколона – нет проблемы? Так, что ли, командир? – вздумал было позлословить возмужавший в дорожных буднях золотомедальный Лопухин. Что ему на это я мог сказать? Знал, чувствовал, другие проблемы вот-вот посыплются градом. Они, энтузиасты-москвичи, были первыми на этой железорудной площадке. Первым всегда особенно тяжело. Оставшаяся в Новокузнецке основная масса новосёлов просто переехала на работу из одного большого города в другой. Начинать сложную стройку среди нетронутой, первозданной тайги – другое дело. Комсомольские чиновники высокого ранга в Колпачном переулке понять, почувствовать эту громадную разницу не желали: подумаешь, мелочь, какие-то двести человек, перемелется – мука будет. В мой адрес из Москвы шли депеши с требованием немедленно возвращаться, но в предложенных судьбой обстоятельствах уехать я не мог, совесть не позволяла. Завёз в глухую тайгу и бросил! Так не по-людски. Уехал глубокой осенью, когда стройка обросла самым необходимым для человеческого существования, когда доставленные сюда мною москвичи несколько обжились, нашли работу по сердцу. Задержка почти на месяц вызвала гнев начальства: как смел ослушаться!

При всей очевидной надобности комсомола в государственном строительстве, хозяйственном освоении гигантских просторов Родины эта организационно-политическая структура стремительно перерождалась в госконтору общесоюзного масштаба. Служить в ней было тошно. Понятия свобода мнений, личная инициатива попирались, считались за ничто. Я ушёл с этой бюрократической службы в журналистику. Шёл год 1962-й.

Ирония судьбы

Посвящается Е.П. Жукову

СТАРАЯ ПОЛЬСКАЯ СКРИПКА

(баллада)