На другом берегу

В общем, Лика была постоянно занята и это ей нравилось. Только спалось в Чудиново плохо. Окно Ксени и Лики выходило на солнечную сторону, с рассветом в комнате не оставалось ни одного темного уголка. Кроме вездесущего светила спать не давали комары. Если девушки не успевали закрыть окно до начала комариного часа, а не успевали они регулярно, потолок покрывался мириадами мелких жужжащих тварей, от которых не спасали даже фумигаторы, привезенные Колесниковым. Ксеня легко решила эту проблему: по ночам она накрывалась одеялом с головой. Лика так сделать не могла: это вызывало навязчивые ассоциации с тем, как в больнице умершим накрывали лица простыней.

Поэтому Лика просыпалась на рассвете, когда солнечные лучи принимались ползать по лицу, а уснуть уже не удавалось, ведь на вахту заступали комары: как только к Лике приближался Морфей, в ухе раздавалось тоненькое, гадкое «зь-зь-зь».

Лика не жаловалась: из-за ранних побудок она успевала попасть в душ до того, как Ксеня истратит всю горячую воду, да и по вечерам быстрее засыпала: можно было не ворочаться часами в тщетных попытках прогнать из головы грустные мысли.

Вот и сегодня Лика проснулась гораздо раньше будильника, ей снова снилось озеро, густая зеркальная вода, трава, которую приминал то ли ветер, то ли течение. А еще – шпиль колокольни на другом берегу Чудинки. За окном вовсю щебетали утренние пташки, Ксеня спала, намотав одеяло на голову и вытянув тощие ноги. Лика почувствовала запах, обычный для московской многоэтажки, но не типичный для Чудинова. Сигаретный дым! В деревне часто пахло дымом: от коптилен и костерков, из дворика мастерской, но это был другой дым.

Кажется, Антонина Николаевна передумала скоропостижно помирать на Ликиных глазах.

– Жили до войны. Иван Семеныч жил, жена у него была, Авдотья, деток – мал мала меньше. Хорошо жили, мамка отпускала к ним во двор играть. Потом пришли, значит, солдаты, в шапках таких, как маковки церковныя, зимой дело было. Говорят, Иван Семеныч – нам враг, говорят, отбирает у нас хлеб. А мы от них слова дурного никогда не слышали. Мамка плакала, Авдотью с детками на мороз выгнали, как были, в одних рубашечках. А Иван Семеныча, – Антонина Николаевна махнула рукой и заплакала.

Лика пожалела, что спросила.

– А он разума лишился, – глаза у Антонины Николаевны сделались совсем круглыми, – говорил, убью. Бросался на солдатов, точно пес.

– Кто?

– Назар. Не про него ль ты спрашивала?

– Вы что-то путаете, Антонина Николаевна, я говорю про парня, моего ровесника.

Антонина Николаевна перестала плакать.

– Иди, дочка, а я на холм пойду, пора мне.

Глава 6. Ветка сирени.

После завтрака Колесников собрал кураторов у себя. По случаю воскресенья было решено сделать перерыв в занятиях и провести мастер-классы.

– Ребята проявили живой интерес к керамическому искусству, на экскурсию по мастерской записалось больше всего человек. Эту группу я буду сопровождать самостоятельно, есть нюансы по технике безопасности. Кто хочет ко мне присоединиться?

Рука Лебедь взлетела раньше, чем Колесников успел закончить фразу.

– Я тоже интересуюсь чернолощеной керамикой, такой необычный метод обжига! – сказала Лебедь и зарумянилась.

– С каких это пор? – буркнул Стрешнев. Он был все еще зол после вчерашнего: команда Лебедь и Майи разгромила их с Ксеней во вчерашней “Шляпе”.

– А вот всегда, – ответила Лебедь.

– Кристина, я надеюсь на вас, – улыбнулся Колесников, – после собрания проведу вам инструктаж. Максим встретит нас на месте. Майя великодушно согласилась помочь желающим нарисовать пейзаж. В группу записалось пять человек. Андрей, вы поможете с реквизитом? В кабинете ИЗО есть этюдники и треноги, отнесете необходимое количество к Длинному мосту?

– Обязательно, если меня не заставят малевать.

Майя не обратила внимания на грубость, она снова что-то рисовала в скетчбуке.

– Вы можете составить компанию Ксении, – предложил Колесников, – она проведет спортивное мероприятие. Местная молодежь присоединится – чтобы у вас получились две волейбольные команды. Лика, вам остается..

– Рисование, я уже поняла, – кивнула Лика. Она была бы рада провести полдня подальше от Стрешнева и поближе к Майе: та явно прекрасно знала Назара, просто не хотела говорить о нем.

– Лика оставит пустой холст, но всем скажет, что нарисовала картину, – съязвил Стрешнев.

– У нас будут не холсты, а картон, – прокомментировала Майя.

Стрешнев сделал круглые глаза, а Лика улыбнулась.

Чудинка грела рыжеватые берега в солнечных лучах, успокаивающе шумела, пробегая под Длинным мостом. Высокий кустарник, хоть и давал тень, но не спасал от жары. Лика чувствовала, как ноги плавятся в джинсах, она закатала штанины до колен, это не сильно помогло. Краски, к удивлению Лики, практически ничем не пахли, только слегка – льняным маслом. В воздухе стоял густой горьковатый дух неведомой травы, решившей зацвести в конце августа. И, всегдашний, чудиновский, – дыма. Майя расхаживала между рисовальщиками, помогая:

– Добавь блики от солнца на воде, смотри, как она сверкает! Небольшой кистью, да.