На Ельнинской земле

Восстанавливая год за годом свою биографию, мемуарист пишет собственный портрет. Но и рассказывая о других, он невольно дополняет этот портрет, делает новые штрихи, мазки, кладет новую краску. Сама структура памяти, ее избирательность: что сохранено ею, что потеряно, как сохранившееся вылилось на бумагу — все это в той или иной степени, в том или ином направлении «работает» на автора. Мемуарное искусство — искусство автопортрета, безотносительно к тому, ставил пишущий подобную цель, уклонялся от нее либо вообще не принимал ее в расчет.

Воспоминания М. Исаковского не составляют исключения. Их автопортретность безусловна. Хотя, конечно, портрет незавершенный — не завершены записи и события более поздних лет литературной жизни.

Но одну линию своей биографии М. Исаковский проследил дальше, чем остальные. Это — линия поэтического творчества, собственного и других стихотворцев, индивидуального и фольклорного, линия художнического самоопределения. Она пробивается сквозь все напластования, вопреки житейским трудностям (легко ли крестьянскому сыну получить образование?), вопреки болезни (как читать и писать, когда теряешь зрение?). Обстоятельств, благоприятствующих ей, куда меньше, чем тех, которые препятствуют, затрудняют, тормозят развитие. Сколько «божьих искр» погашено, задуто в мраке нужды, бесправия, невежества! «Искра», заложенная в Исаковском, разгорелась. Ему самому и нам, читателям, не безразлично, как, почему это случилось.

Не будем забывать: хронологически книга обрывается прежде, нежели ее автор стал профессиональным литератором, поэтом. При всем том, если поэзия еще не успела сделаться главным назначением жизни, то все явственнее становится смыслом ее. Начинается в раннюю пору, когда стихотворные опыты достаточно обычны среди мальчиков, овладевших грамотой и прочитавших первые книги.

М. Исаковский нисколько не преувеличивает значение собственных проб пера, он рассказывает, как поражало его тогда слово в песне, самое привычное слово, попавшее в песенный лад и зазвучавшее заново.

«Чудный» месяц — открытие. Второе, не менее потрясающее открытие: «чудный месяц» не взошел, не народился, а «плывет над рекою».

«Вы только подумайте — плывет! Это казалось мне необыкновенно красивым, я как бы видел плывущий месяц, хотя и понимал, что месяц плавать не может».

Почти в каждой песенной строчке — нечто изумляющее, тревожащее воображение, проникающее в душу. Не с этого ли удивления перед словом, перед необычностью его звучания в песне начинается поэт?

«В то время мне даже в голову не приходило, что каждое стихотворение, каждую песню кто-то придумал, кто-то сочинил. Казалось, что они возникли и существуют сами по себе — ну, например, как возникла и существует речка или лужайка. Может быть, они даже не возникли, а существовали всегда».

Позже к песням деревенской улицы, к стихам, неизвестно как донесшимся до крестьянского мальчугана, добавились те, что он открыл для себя в первой хрестоматии: Пушкин, Лермонтов, Шевченко, Некрасов, А. Толстой.

Нам становятся понятными истоки поэзии М. Исаковского — напевность, близость к фольклору и классической традиции, нераздельность лиризма и гражданственности, Но как еще далеко до того, чтобы она стала настоящим искусством, чтобы стих обрел жизнестойкость, способность открывать новый смысл привычного слова и чтобы слово западало в людские души, как некогда запал в душу деревенского мальчика «чудный месяц», что «плыл над рекою».

В зрелые годы М. Исаковский занимался теорией стиха, разбором песен, ему принадлежит ряд статей и рецензий. Его мемуары не ставят и не решают исследовательских задач. Однако их страницы, касающиеся поэзии, во многих отношениях не только интересны, но и поучительны. Прежде всего, пожалуй, — высокой взыскательностью писателя к своим произведениям (не только ранним), отсутствием какого-либо снисхождения к школьным виршам (слабость вообще-то достаточно распространенная, объяснимая и, быть может, отчасти извинительная, — человеку мило и слишком дорого многое из того, что заполняло детство; рифмованные строчки, выведенные собственной, еще робкой рукой).

Неспроста прежде, чем привести свои первые стихи, М. Исаковский говорит о народной поэзии, песне, классике. Ему важнее учиться, вслушиваться и вчитываться в удивительно звучащие строфы, разгадывать секреты поэтического творчества. Именно секреты. Он уверен в их существовании. Раз так, существует и отгадка. Только надо набраться терпения, настойчивости, искать и доискаться.