На этот раз – да!

Ниже обнаружился военный мундир, аккуратно сложенный, спереди состоящий из двух полос алой и синей шерсти. Оловянные пуговицы потускнели от времени. Обшлага были порядком обшарпаны, а на одном рукаве виднелась дырка, пробитая пулей. Кит просунул в нее палец. Пройди пуля несколькими дюймами левее, Натаниэль окончил бы свои дни на поле брани, а вовсе не в своей постели… В сундуке нашлись еще несколько предметов, принадлежавших капитану, впрочем, вполне заурядных. Какая-то тетрадь в потертом, как и сам сундук, кожаном переплете, серебряная фляга с фамильным гербом Линвудов, кошелек с несколькими монетами, пара запонок и цепочка от часов.

Взяв в руки тетрадку, Кит принялся разглядывать ее. Она почему-то была перевязана бледно-голубой лентой.

Кит тотчас развязал ленту, и на колени ему что-то посыпалось. Засушенный цветок – кажется, веточка вереска – и обрывок пледа, состоящего из оранжево-красных, синих и зеленых нитей. Было здесь и письмо, пожелтевшее от времени, все еще запечатанное. Буквы на конверте расплылись от влаги, однако их вполне можно было разобрать.

– Коннору Макинтошу, инвернесская тюрьма, – вслух прочел Кит и нахмурился. Отчего бы Натаниэлю хранить письмо, адресованное не ему, а какому-то неведомому шотландцу, да еще и нераспечатанное, а соответственно и непрочитанное?

После минутного колебания Кит сломал печать и развернул листок. Чернила местами расплылись, возможно, от слез или от времени? Почерк был нервный, словно рука пишущего дрожала от едва сдерживаемого волнения. Прочтя в самом конце имя «Майри», Кит вновь нахмурился. В анналах семьи не значилось никакой женщины с именем Майри, в этом он был абсолютно уверен. Кит вернулся с письмом на диван и принялся читать…