На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале

На следующий же день большинство финских солдат, засевших в осыпавшихся траншеях на выступающем холме, были погребены под разрывами советской артиллерии или полегли под огненными всполохами пулеметов Дегтярева. Пятая опорная позиция опять перешла в руки батальона теперь уже 469-го полка, сменившего изрядно потрепанный предыдущими боями 674-й полк 150-й стрелковой. Очередная сотня красноармейцев капитана Василенко, снабженная автоматическим оружием и гранатами, вновь отбивала контратаки противника. Все та же финская 9-я рота несколько раз вставала в контратаку за овладение этой болотной возвышенностью и снова и снова теряла солдат и офицеров. В первой атаке ведущий своих бойцов в бой капитан Неминен получил ранение и был отправлен в тыл. На его место встал лейтенант Хоканен, но и его через мгновение настигла пуля. Следующий офицер, устным приказом в суматохе боя назначенный командовать 9-й ротой, также довольно скоро получил тяжелое ранение. С приходом четвертого командира атаки решили прекратить. Пятая позиция в Кирвесмяки окончательно перекочевала за линию фронта на советскую сторону, позволив красным командирам доложить командованию, что ДОТы № 102 и 141 захвачены. Бугор на лугу Суонийтют ощетинился стволами в противоположную сторону. В качестве дополнительного оборонительного средства перед позицией был выставлен танк Т-26, грозно вращающий башней в направлении возможной контратаки противника.

Вместо безвозвратно утерянного опорного пункта в ста метрах к северо-западу финны оборудовали новый оборонительный рубеж. Вырытая прямо в болотной земле позиция получила название «промежуточной» или по-фински «Вяли». Впрочем, иногда она еще называлась «Таппара», по имени убежища для солдат, расположенного прямо за ней.

Всего за несколько дней кровавой мясорубки, превращающей в бренные останки целые подразделения с обеих сторон, физическая выносливость солдат отступила на второй план. Когда, подобно немилосердной лотерее, смерть постоянно витает над окопами, час за часом, день за днем выдергивая из рядов то одного, то другого, а то и целые группы людей, единственной преградой для помешательства оставалась выносливость моральная, не позволявшая принимать потерю однополчанина близко к сердцу По сути дела, в этих окопах из перемолотого снега и земли мертвые не сильно и отличались-то от живых. Обилие тел убитых солдат и финны и русские приучились использовать как дополнительную защиту от пуль — уложенный на бруствер застывший на тридцатиградусном морозе труп по своей крепости был сравним с броней. При всей дикости этого способа фортификации с сегодняшней позиции, осуждать их не то что не этично, но скорее всего и бесполезно. В момент, когда жизнь висит на волоске и страх застилает все остальные чувства, моральные соображения (даже если отбросить некую преднамеренность в связи с тем, что тела принадлежали к армии противника) уступают место обычному прагматизму. Ведь мертвому уже ничем не поможешь, ему все равно где лежать, а своим телом он сможет защитить от пуль еще живого.

Обилие покойников нередко вызывало ошибки в определении, кто в этом холодном аду живой, а кто отправился к праотцам. Командир одного из финских батальонов, капитан Полон, подчиненные которого в этот момент занимали окопы 3-й опорной позиции в Теренттиля, лично выходил ночью проверять часовых и всегда перекидывался несколькими фразами с каждым солдатом, встречающимся ему на пути по мере его обхода. Проходя мимо приставленного кем-то к брустверу лицом в поле замерзшего тела красноармейца, он не различил в темноте разницы между живым и мертвым, и с вопросом «Как дела?»

похлопал его по плечу. Не услышав ответа, он вполне серьезно произнес: «Вы, конечно же, молодец, что так внимательно ведете наблюдение. Тем не менее, я бы рекомендовал вам двигаться, чтобы не замерзнуть…»[61]