Кроме того, опыт Второй мировой войны способствовал еще одному коренному сдвигу в американской внешнеполитической стратегии — переходу от концепции континентальной обороны, или обороны только Западного полушария, служившей основой всего довоенного стратегического планирования, к концепции глобальной обороны. Как позднее признавался будущий госсекретарь Джордж Маршалл, «на практике мы не можем более удовлетворяться обороной полушария как основой нашей безопасности, мы должны заботиться о мире во всем мире». По мнению большинства американских стратегов, с учетом опыта двух мировых войн ключом к мировому балансу сил и главным источником стратегических угроз стало отныне сухопутное пространство Евразии, контроль над которым со стороны враждебного Соединенным Штатам государства или коалиции государств стал представляться недопустимой угрозой жизненным интересам самой Америки. Именно поэтому сразу после окончания войны особое хождение, прежде всего в среде высшего командования ВВС и ВМС США, получил тезис Николаса Спайкмана о ключевой стратегической роли «окаймлений» Евразии («Дуги Спайкмана» или «Римленда»), с которых можно было проецировать всю военную мощь США вглубь евразийского пространства, труднодоступного для их постоянного вооруженного присутствия. Неслучайно уже первый план создания сети зарубежных военных баз в послевоенный период, начертанный летом 1943 года, предусматривал расширение стратегического периметра обороны США за пределы Западного полушария путем обеспечения своего доминирования во всей Атлантике, на Тихом океане и на Дальнем Востоке. А уже к осени 1945 года Объединенный Комитет начальников штабов (ОКНШ), который всю войну де-факто возглавлял адмирал флота Уильям Леги, разработал еще более амбициозный план послевоенного базирования, где район дислокации только главных опорных военных баз охватил большую акваторию Тихого океана (от Новой Зеландии через Филиппины к Аляске и Алеутскому архипелагу), так называемый «арктический воздушный коридор» (от Ньюфаундленда и до Исландии), Восточную Атлантику (Азорские острова), Карибский бассейн и зону Панамского канала. Кроме того, планировалось и создание глобальной сети из баз второго и вспомогательного эшелонов. Поэтому не удивительно, что в период войны президент Франклин Делано Рузвельт, его тогдашний главный военный помощник генерал армии Джордж Маршалл и военный министр Генри Льюис Стимсон вынуждены были постоянно сдерживать антисоветскую фронду своих же дипломатов и военных.
Как установили ряд историков (В. О. Печатнов[166]
), самое первое развернутое геополитическое обоснование «советской угрозы» содержалось еще в апрельском 1945 года докладе Управления стратегических служб при ОКНШ «Проблемы и цели политики Соединенных Штатов», в основе которого лежало представление об СССР как о новом «евразийском гегемоне», способном в силу сохраняющихся у него «экспансионистских устремлений» и ресурсов «стать для США самой зловещей угрозой из всех известных до сих пор». Следующим важным этапом в определении будущего противника стала осень 1945 года, когда те же планировщики из ОКНШ разработали «Стратегическую концепцию и план использования вооруженных сил США», основанные на твердом убеждении, что «единственной ведущей державой, с которой США могут войти в конфликт, неразрешимый в рамках ООН, является СССР». Тем не менее предложенная ОКНШ «Стратегическая концепция разгрома России» стала быстро обретать «кровь и плоть» конкретных военных планов, и уже в октябре 1945 года был разработан первый реальный план, который предусматривал стратегические бомбардировки 20 крупнейших советских городов, в том числе с использованием атомного оружия.Между тем совсем недавно, в январе 2018 года, известный британский таблоид