На горах (Книга 2, часть 3)

А у самой на уме: "А ну, как помрет, прощай тогда и рыбка, и мучка, и дровешки. Хоша и непутный и самый непостоянный человек, а все-таки продли ему веку господи!"

И не одна Ольга Панфиловна такие думы думала. И городничий, и стряпчий, и другие чиновные были озабочены, будет ли смолокуровская наследница попрежнему икрой да рыбой их награждать. И все жалели Марка Данилыча. Один протопоп из-под новенькой камилавки злобно на него поглядывал.

Осмотрев больного, лекарь крепко ущипнул его за руку. Марко Данилыч хоть бы глазом моргнул. Тогда лекарь только посвистел. Бросилась к нему Дарья Сергевна.

- Что с ним, батюшка? Скажите на милость!.. Сделайте такое ваше одолжение, - говорила она, обливаясь слезами.

И другие, что тут были, тоже наперерыв друг перед дружкой спрашивали лекаря, что случилось с Марком Данилычем.

- Не мешайте, - с важностью в осанке и голосе сказал толстенький лекарь; а потом попросил городничего, чтоб велел он всем подальше отойти от больного.

Повел рукой градоначальник, ругнулся вполголоса и почтительно отхлынула разнородная толпа. Возле Марка Данилыча остались Дарья Сергевна да еще чиновные люди и приказчики.

Стал лекарь на колени, вынул из кармана ящик с инструментами, одним ланцетом ловко разрезал рукав, другим кровь пустил. Тихо потекла из ранки совсем почти черная кровь.

- Скверно! - шепнул лекарь наклонившемуся к нему городничему. - Надо бы его домой перенесть. Носилки бы какие-нибудь, - прибавил он, обращаясь к приказчикам.

Василий Фадеев и еще трое пошли за носилками. Городничий спросил ставшего на ноги лекаря.

- Что с ним?

- Кондрашка! - равнодушно ответил врач, укладывая ланцеты. - Федулов, сказал он, обращаясь к фельдшеру, - ступай в дом пациента, там и останешься, будешь дежурить у кровати... А что Карл Хрестьяныч дома?.. - спросил он потом у будочника Маркелова, пришедшего на место не столько ради порядка, сколько из любопытства.

- С лягавой сукой, с Динкой, на заводь к Оке отбыть изволили, - буркнул чуть не во все горло городовой.

Городничий поднял кулак и примолвил своему подначальному:

- Что горло-то развязал? Скотина!.. На пожаре, что ли, ты?

Оторопел будочник, стал в тупик и вытянулся перед начальством в струнку.

Принесли носилки, что деланы для переноски дров. Василий Фадеев догадался навалить на них побольше трепаной пеньки, помягче бы лежать было хозяину.

Бережно положили на носилки Марка Данилыча и тихо понесли в дом. Густой толпой повалил народ за носилками, пошли и чиновные люди. Дорогой, однако, они разошлись, каждый пошел восвояси. До дому проводили больного только лекарь да городничий. За ними двинулась было на смолокуровский двор толпа горожан и работных людей, но бдительный градоначальник не пустил их. Поставив у ворот Маркелова, он строго-настрого приказал ему не дозволять входить на двор никому из сторонних, опричь чиновных людей. Толпа остановилась перед домом Марка Данилыча, а мещанские парнишки с учениками уездного училища взлезли на забор, что стоял насупротив смолокуровского дома, и, как ворбны, расселись на нем. И того не потерпел градоначальник.

- По домам! - крикнул он таким голосом, каким командовал в сражении под Остроленкой, где ранен в руку, за что и получил место городничего. - А вас, пащенки. - прибавил он, обращаясь к мальчишкам, - всех велю забрать в полицию да таких горячих засыплю, что век будете меня помнить.

Слезли с забора мальчишки и разбежались врассыпную. Разошлись и взрослые, что от нечего делать глазели еще на дом Марка Данилыча, ровно на диковину какую.

- Слушай-ка ты, любезный, - сказал городничий Василью Фадееву, побежавшему было в аптеку за лекарством. - Ты ведь приказчик Марка Данилыча?

- Так точно, ваше высокоблагородие, - почтительно скинув картуз, вытянув шею и самодовольно улыбаясь, ответил Фадеев.

- Так вот что: сейчас распорядись, чтоб улицу против дома и против всего дворового места устлали соломой, - продолжал городничий. - Это для порядка. Во всех хороших городах и в самом даже Петербурге так делается, если занеможет знатный или богатый человек, заметил градоначальник стоявшему возле лекарю. Чтоб сейчас же устлали! - прикрикнул он Василью Фадееву. - А ежели через полчаса мое приказанье исполнено не будет, розгачей отведаешь. Шутить не люблю... Смотри ж, любезный, распорядись.

- Да вот я в аптеку прежде сбегаю, - начал было Фадеев, но городничий громко крикнул на него:

- Не умничать, делай, что начальство приказывает. В аптеку поспеешь, аптекарь за куликами охотится. Сию минуту распорядись - без соломы нельзя, это для порядка требуется!

И устлали соломой улицу, хоть она травой поросла и в целый день по ней разве две либо три телеги, бывало, проедут.

* * *

Не лучше Марку Данилычу. Правая сторона совсем отнялась, рот перекосило, язык онемел. Хочет что-то сказать, но только мычит да чуть-чуть маячит здоровой рукой. Никто, однако, не может понять, чего он желает. Лекарь объявил Дарье Сергевне, что, если и будет ему облегченье, все-таки он с постели не встанет и до смерти останется без языка.