На государевой службе

«Звери соболи – чрево и хребет белые;

дикий марон, зверь инбиль;

бараны с величайшими рогами;

белки – чрево черное и хребет серые;

а где найдены будут если роги носорукого зверя, то приложить к ним подробное сыскание, чтобы кость до последнего члена того зверя, буде возможно, собрать в целости.

И птицы: лебеди черные,

лебеди с гребнями;

гуси – зобы белые и крылья пестрые;

журавли черные;

птицы кедровки;

зеленые птицы, маленькие цветныя;

казарки – крылья черные, зобы коришневые;

гуси серые, переносицы белыя;

утки – зобы черныя, голова и шея красные…»

Хитро устроен был наказ. Вот как бы только роги большого зверя, а сам носорукий никак и не упомянут. Может, правда, думал Свешников, стоит за наказной грамотой добрый барин Григорий Тимофеевич? Он всяко искал подняться наверх. Может, потому и могут произойти в Москве некоторые события. Это только нерадивый помяс прячется в сендухе.

Скрипел зубами.

Прислушивался:

– Рядом стоит… Среди черных ондуш стоит… Хорошо стоит, с трех шагах не виден…

Знал: это страшная баба выдает ему тайну больших богатств воровской ватаги Сеньки Песка.

Но даже о таком большом богатстве думал с равнодушием.

Зачем ему потайной курул с соболями, взятыми воровской ватагой, если нет веры, если нет людишек, на которых можно опереться?

«Так умрешь, борясь с духом холгута».

Холодел, обдумывая предстоящую зимовку. В неверном прыгающем свете от очага внимательно всматривался в четвертушку листка, найденного под понбуром. Изустная грамотка человека Пашки Лоскута, оставленная в урасе, наверное, задиковавшим вожем Христофором Шохиным.

«Се яз, Пашка Лоскут, Захаров сын, соликамский жилец з городищ, пишу себе изустную паметь целым умом и разумом на реке Большой собачьей в русском ясашном зимовье, сего свет отходя…»

Издалека пришли в Сибирь братья.

«И буде мне где Бог смерть случится, коли лишусь живота, останется за мной всякое борошнишко – кости носоручьей двенадцать пуд, обломков да черенья тесаного пять пуд, да облосков и черенья тесанова с пять пуд натрусок того рогу, да семь сороков соболей добрых чорных, да одна пищаленка кремневая гладкая, да шуба соболья чорная…»

Не бедными собирались сходить с сендухи воры Сеньки Песка.

Сильно помогли ворам тайные торговые люди в Якуцке, хорошо знали – свое вернут с верхом.

«А ся изустную паметь довести до монастыря.

А роду и племени в мой живот никому не вступатца, потому как роду один брат, и мать осталась.

И буде мать жива, то взять ее в монастырь к Троице Сергию.

А как ся изустная паметь дойдет до архимандрита и до всей братии, борошнишко мое разделить строго на части.

Троицы Живоначальной и Сергия Чюдотворца архимандриту и келарю положить двадцать рублев, а Кирилу и Афанасию в монастырь пятнадцать рублев, а Николе в Ныром на Чердынь отправить десять рублев, да еще на мой счет икону Катерины Христовой мученицы поставить в церковь.

А ясыря моего продать, и в монастырь отдать же.

И где ся изустна паметь выляжет, там по ней суд и правёж.

Лета от сотворения мира 7154-го гулящий человек Пашка Лоскут писал».