На графских развалинах

Валька баба Гора ругала себя за то, что связалась с этим задрюченным пенсионером. Мало того, что получила за него срок, так еще как выясняется эта история имеет продолжение.

– Вы у него в квартире, что-нибудь брали? – спросил вдруг тот, другой.

Баба Гора усмехнулась.

– Да чего у него было брать? Голь перекатная. Денег у него я не нашла. Хотя жил он так себе. Да и обстановка в квартире – старье. Чего у него можно взять. Ну взяла портсигар. Так, в качестве сувенира. Он красивый был, серебряный.

– Портсигар?

Оба приезжих как-то занервничали, это Валька поняла, глянув в их лица. Даже позлорадствовала про себя на этот счет. Не все ей волноваться. А то сидят тут паны барья, коньяк дорогой пьют да конфеты жрут.

– Где он тот портсигар?

Кажется еще немного и у них обоих потекли бы слюнки, так им видно хотелось заполучить эту штуковину. Но ожидания их оказались преждевременными. И это они поняли, когда Валька баба Гора сказала:

– Я его отдала одной своей знакомой.

– Там, в Москве?

Баба Гора кивнула.

– Ее фамилия и адрес? – немедленно потребовали от нее откровений.

Валька смекнула, что если сейчас назовет фамилию, возможно станет этим двоим не нужна. И все эти обещания скорой свободы, останутся всего лишь пустыми словами. И решила на этом сыграть.

– Черта с два вы ее найдете без меня, – сказала Валька.

– Искать ее будете вы. – Сказано это было так, что у бабы Горы не вызывало сомнения.

Выйдя в коридор, она в прямом смысле натолкнулась на стоявшего возле двери начальника оперчасти. Кажется, кум не прочь был подслушать, о чем шел в его отсутствии разговор с зэчкой. Он стоял так близко, что Валька баба Гора толкнула его дверью.

– Извините Пал Захарыч, – назвала она начальника оперчасти по имени отчеству. Тут на зоне многие его называли так. Хотя Захарыч был еще тот хмырь. И манера у него такая, казаться свойским мужиком.

Майор Захарыч потирал ушибленный лоб.

– Ничего, Валентина. Если вы там обо всем переговорили, иди к себе в барак, – сказал он. Никаких вопросов задавать не стал.

Валька не сомневалась, что это пока. Потом, когда гости уедут, он немедленно вызовет ее к себе в кабинет и будет допытываться, о чем шел разговор. И вот тогда, держись. Потому что шутки с кумом плохи. В дугу согнет неугодную зечку, если захочет.

Все то время, пока ему пришлось простоять в коридоре, майор Поречных провел в тягостных раздумьях, догадываясь, что одним разговором с заключенной дело не кончится. Не просто так его подпаивали коньяком и отстегнули пару штук баксов за возможность перетолковать с ней. И в этом он не ошибся.

Войдя в кабинет, он заметил, что теперь лица у московских гостей выражают крайнюю озабоченность.

– Что-то не так? – забеспокоился он, подозревая, что стерва Валька могла нагрубить добрым людям. Предложил тут же: – Вы только скажите, и она у меня до конца срока не доживет.

– Как раз этого делать не надо, – сказал один из гостей и добавил: – Она нам как раз нужна живой. Более того, она нам нужна там, в Москве.

Улыбка в раз исчезла с лица начальника оперчасти.

– Да, Пал Захарыч. Ты не ослышался. Она мне нужна там в Москве и как можно скорей.

– Я не могу, Михалыч, – назвал начальник оперчасти, разговаривавшего с ним человека по отчеству. Его он знал и довольно хорошо. А вот с приехавшим с ним человеком познакомился только что тут в кабинете. Но раз они вместе, значит, заодно и стало быть и ему тоже можно доверять. Поэтому майор Поречных ничего не скрывал.

– Да вы что, друзья мои? – попытался он возмутиться, скорее больше для вида. – Мне до пенсии остается полгода. Хотите, чтобы меня выгнали к чертовой матери? И что я тогда делать буду? Нет, Михалыч. Извини, друг мой. Это ж такая каша заварится. Шутка ли, побег.

Разговаривавший с ним человек с отчеством Михалыч, поднял стоящий на полу дипломат, открыл крышку и достал из него увесистую пачку долларов.

– Здесь пятьдесят тысяч, – сказал он. – Столько ты при своей зарплате можешь заработать лет за десять. Я же тебе предлагаю эти деньги за одного человека. Подумай, Пал Захарыч. Ну откажешь ты мне сейчас и она останется тут у вас. От этого в твоем кармане не прибавится. Но если через неделю она окажется на свободе, эти деньги твои. И знаешь, я даже не оставлю тебе задатка…

Майор Поречных изумился такой наглости. Ему предлагают сделку, от которой у него могут возникнуть самые не предсказуемые последствия и при этом не хотят оставить задатка. Это наглость.

Тот, кого начальник оперчасти величал Михалычем, улыбнулся.

– Я тебе оставляю все деньги сразу, – сказал он и добавил: – Но через неделю она должна быть по ту сторону колючей проволоки.

Опасаясь, что кто-нибудь из подчиненных может сюда войти, начальник оперчасти выдвинул из стола ящик, сунул в него пачку долларов, прикрыв сверху папкой с бумагами. Потом из стоящей на столе бутылки налил себе целый стакан коньяку, выпил и сказал:

– Будет.

Тот, кого он называл Михалычем, хлопнул его плечу, говоря:

– Вот это по-нашему. Узнаю старого друга, Захарыча.

* * *