Время от времени на золотистом холсте пустыни возникало темное шевелящееся пятно - неторопливо бредущие отары. Иногда, вспыхивая солнечными бликами, появлялась зеркальная, идеально гладкая поверхность солончака.
– Ну и жарища сегодня, - сказал пилот, - спасу нет. Хорошо, что лететь осталось недолго. Вон лагерь нефтяников, а от него до оазиса уже рукой подать.
Действительно, внизу показалась ажурная башня буровой с разбросанными вокруг кубиками домиков и рядком автоцистерн. Миновав высокий бархан, который под своими песками хранил тайну древнего поселения, командир отвернул машину вправо, туда, где, словно войско, готовое к наступлению, выстроились стройными рядами бесчисленные барханы, похожие на серп молодого месяца. Между ними темнели, будто отполированные, участки такыра*.
Всякий раз, когда Ракитину приходилось летать над пустыней, он испытывал смешанное чувство подавленности и восхищения ее суровым величием. Пустыни - лишенные влаги, опаленные солнцем. Они отняли у земной суши пятую ее часть. Пустыни - это зыбучие эрги** великой Сахары с их решетчатыми дюнами, наводящими ужас на путешественников, и каменистые, пышущие жаром хамады***, усыпанные обломками скал; бескрайние диски сериров****, словно кем-то тщательно выметенных и замощенных галькой, где человек теряет представление о времени и пространстве, и причудливые ландшафты горных плато Тассилин-Аджера в Сахаре; это раскаленный каменный ад аравийских пустынь Харра и Нефуд и непроходимые пески Дехна; мрачные, лишенные жизни равнины кевиров***** Ирана и похожие на лезвие ятагана кочующие барханы Каракумов и Кызылкума. Это отполированные ветрами глинистые такыры, растрескавшиеся на бесчисленное множество многоугольников, гладкие, словно каток, твердые, как бетон. Это гигантские песчаные пирамиды Такла-Макан и бескрайние просторы горной Гоби.
* Такыры (тюрк.) - характерные для пустынь Средней Азии гладкие глинистые участки с очень твердой, местами растрескавшейся от высыхания поверхностью.
** Эрг (араб.) - массив дюн.
*** Хамада (араб.) - выровненное пространство в пустыне, образованное выходами плотных пород, часто покрытое известковыми или гипсовыми корами.
**** Серир (араб.) - равнинные пространства в пустыне, покрытые щебнем.
* Кевир (иран.) - солончаково-глинистая равнина, соляная пустыня в Иране.
Багровый солнечный шар, чуть подернутый кисеей пыли, повис над раскаленными пространствами. Здесь царствует ветер, который, как гласит арабская пословица, "встает и ложится вместе с солнцем". У ветра пустыни много имен. В Северной Сахаре он зовется "ифири" или "шехели", в Восточной "хамсином", в Нубийской Сахаре - "харифом", в Азии - "афганцем", а в Ливии "гебли". Но как бы ни называли его, он всегда могуч, жарок и безжалостен ко всему живому. Он поднимает в воздух мириады песчинок - за одни сутки почти миллион тонн, - переходя нередко в песчаную бурю. И все же ни солнце, ни ветер так не страшны человеку, как отсутствие воды.
Это ей слагают гимны, ей поклоняются жители пустынь. Дожди здесь благодеяние. Но как редки и кратковременны они! А водоисточники? Можно проехать сотни и сотни километров и не встретить ни ручейка, ни колодца, ни озерка, ни родника.
И горе человеку, оказавшемуся волей случая один на один с пустыней. Как же поступить ему? Остаться на месте, ожидая помощи, или идти ей навстречу? Экономить скудный запас воды, укрывшись в тени тента, или отправиться на поиски воды? Сбросить одежду или остаться в ней, превозмогая жар и духоту? Ответы на эти многочисленные вопросы нельзя получить ни за письменным столом, ни в лаборатории - можно только в эксперименте с испытателями, поставленном в условиях, близких к реальным. Понять муки жажды и голода можно, лишь испытав их.
Разморенный жарой, убаюканный монотонным гулом двигателя, Ракитин погрузился в дремоту. Из этого состояния его вывел громкий голос второго пилота.
– Подлетаем, - сказал он. - Вон там, где дым по курсу виден.
Через десяток секунд Ракитин тоже увидел тоненькую струйку дыма. Сверкнуло бликами крохотное озерцо с серебряной змейкой ручья, исчезнувшего за поросшим травой барханчиком. Вертолет сделал круг, завис над коричневым пятном такыра, пошел вниз и, коснувшись земли, мягко присел на амортизаторах. Защелкали тумблеры. Замолк двигатель, и только с тихим шелестом еще продолжали кружиться длинные лопасти винта, рисуя в воздухе желтое кольцо.
Ракитин спустился в грузовую кабину. Механик открыл дверцу. Пахнуло жарким воздухом Кызылкума.