На грани жизни и смерти

Задача была не очень сложная. Мы должны были занять район моря в нескольких десятках миль к северо-востоку от острова Кильдин. Здесь ожидалось появление эскадренных миноносцев противника, которые время от времени совершали налеты на наши прибрежные коммуникации и рыбацкие поселения.

27 июля 1941 года подводная лодка вышла из Кольского залива и взяла курс на остров Кильдин. Погода стояла чудесная: был штиль, ярко светило солнце. Первые два часа перехода все шло нормально, затем неожиданно остановился двигатель.

— В чем дело? — крикнул я вниз, нагнувшись над рубочным люком.

— Прекратилось поступление топлива в двигатель, ищем причину, — смущенно доложил снизу Смычков.

Магистраль оказалась в порядке. Вскрыли цистерну и здесь обнаружили, что входное отверстие приема топлива на двигателе забило огромным куском ветоши.

В цистерне были оставлены старые рабочие брюки. Как выяснилось, перед приемом топлива цистерну осматривал моторист Крючек. Работа, которую он выполнял, была несложной и проверять ее, казалось, не требовалось. Но вот получилось, что невнимательное исполнение одним человеком своих обязанностей привело к тому, что целый час был потерян на выяснение причины остановки двигателя и ее устранение. Все это время лодка шла под электродвигателем самым малым ходом для того только, чтобы держаться на курсе. Если бы в этот момент появились немецкие самолеты или боевой корабль противника, мы не смогли бы уйти под воду, так как топливная цистерна длительное время оставалась открытой. Но нам просто повезло.

Люди очень хорошо понимали, в каком опасном положении они находились, и когда узнали, что виноват Крючек, все, кто был свободен, пришли к нему в машинный отсек.

Крючек стоял, опустив голову, съежившись под взглядами обступивших его моряков. Моторист и раньше не отличался хорошей дисциплиной, но тогда, в мирное время, это как-то не очень тревожило экипаж, считали, что дисциплина Крючека — это его личное дело. Сейчас же, поняв, что могло произойти из-за его халатности, люди были в ярости.

— Раздавлю… — еле сдерживаясь, чтобы не выполнить тут же свою угрозу, подскочил к Крючеку Морозов.

Крючек съежился еще больше.

— Если ты в походе что-нибудь выкинешь, — предупредил его кто-то из ребят, — мы из тебя инвалида сделаем.

К шести часам следующих суток подводная лодка благополучно пришла в заданный район и погрузилась на перископную глубину. Нашей задачей было найти противника. Но у нас опять не все было в порядке. Мы так и не смогли заменить во время ремонта аккумуляторную батарею. Специальные приборы не успевали поглощать водород, который в большом количестве выделяли старые аккумуляторы, и для того чтобы не допускать его опасной концентрации в воздухе лодки, нам приходилось через каждые 5–6 часов всплывать для вентиляции отсечных помещений. Это очень мешало скрыть наше пребывание в районе.

Двое или трое суток обстановка в море была спокойной. Противник ничем себя не обнаруживал. Временами туман, идущий с востока и северо-востока, очень усложнял визуальное наблюдение за морем. Насколько это было возможно под водой, мы использовали гидроакустическую станцию наблюдения. Но при всплытии для зарядки аккумуляторов и при работе надводного двигателя ее нельзя было использовать, потому что двигатель заглушал все шумы моря. Обнаружение противника гарантировалось лишь дальностью видимости, которая колебалась от 100 метров до 1–2 кабельтовое.

На четвертые сутки погода улучшилась, небо прояснилось. Был штиль. Видимость стала отличной. Около 12 часов я услышал взволнованный голос вахтенного офицера:

— Вижу подводную лодку!

Я бросился к перископу. Лодка шла в надводном положении и, видимо, заряжала аккумуляторы. По характерным очертаниям корпуса корабля нетрудно было определить, что это противник.

— Сигнал боевой тревоги, — распорядился я.

В миг все пришло в движение. Через несколько секунд все заняли свои места, и наша лодка начала маневрировать для сближения с лодкой противника. Враг все ближе. Нервы у каждого напряжены. Еще бы! Первая в жизни боевая атака! Но, когда до залпа осталось не более 4 минут, когда вот-вот мы должны были открыть свой боевой счет, лодка внезапно вышла, из управления и стала тонуть с дифферентом на нос. А когда, потеряв целых пять минут, она, наконец, всплыла под перископ, мы в него ничего не увидели — теперь слишком велик был дифферент на корму. Еще несколько минут ушло на то, чтобы выровнять корабль. Для этого нужно было дать скорость хода больше той, которая допускалась тактической необходимостью. Но было уже поздно: подводная лодка противника, видимо, обнаружив опасность, свернула с прежнего курса. Атака сорвалась. Трудно описать ярость, которая охватила меня. Боцман Хвалов по моему угрожающему виду решил, что виновника я вижу в нем. Он втянул голову в плечи и тихо произнес:

— Я не виноват.

— Кто же?!

Тут подошел Смычков. Он положил руку на плечо Хвалова и сказал:

— Я пока знаю только, что он не виноват.

Всем не терпелось поскорее узнать причину неудачи.