Недостаток кислорода в воздухе чувствуется все острее. Стало еще труднее двигаться. Учащенно бьется сердце. Люди в трюмах обливаются потом: они совершенно обессилели. Так дальше нельзя. Но что же делать? Не сдаваться же?
Начинаем штурм сети уже на большей глубине. Боцман первым почувствует малейшие изменения в поведении лодки. Все взоры устремлены на него. Он держит заданную глубину и дифферент. Прошло около десяти минут, лодка снова уперлась в сеть и вышла из управления. Отошли назад. Все вопросительно смотрят на меня.
— Продолжайте погружение, — приказываю я.
Лодка снова пошла на глубину. Глубиномер показал 60 метров, потом 70, 75… От слишком большого забортного давления трещит корпус.
— Малый вперед! — снова командую я. Лодка ударяется о сеть, теряет ход и опять начинает тонуть с дифферентом на нос. По всем отсекам слышен треск корпуса корабля. Ощущение очень неприятное. Палубный железный настил выпучивается. В местах соединения забортной арматуры с корпусом, шипя, пробивается забортная вода. На глубиномере 81 метр. Это уже слишком! Еще секунда, и мы погибли… не от руки противника, а от забортного давления.
— Дать аварийное продувание цистерн! Полный назад.
Команды следуют одна за Другой. Экипаж мгновенно выполняет их. Тюренков открывает клапан продувания на аварийной колонке воздуха высокого давления. Лодка начинает медленно всплывать. За бортом слышатся взрывы, сверху над нами с шумом проходят какие-то корабли. Это они, видимо, и сбросили бомбы. Но сейчас нам не до них. Мысль мучительно работает, ищет выхода из создавшегося положения: сеть непреодолима, энергоресурсы на исходе, кислород тоже. В голове все путается, но я силюсь сосредоточиться. В глотке ужасно першит… Выхода, кажется, нет.
— Мичман Иванов!
— Есть!
— Собрать ручные гранаты и открыть артиллерийский погреб!
Не понимая еще, в чем дело, Иванов юркнул в артиллерийский погреб и с комплектами разобранных гранат быстро проскочил в первый отсек. Через минуту из него показалась его голова.
— Гранаты собраны, товарищ командир. — В руках у парня было по две зеленые ручные гранаты.
— Откройте крышку артиллерийского погреба. — Иванов вернулся к погребу. Пока выполнялось это приказание, я поделился своими намерениями со Смычковым и Щекиным, которые все это время вопросительно смотрели на меня, тоже не понимая, что я собираюсь делать.
— Вот что, товарищи, — обратился я к ним. — Я пока не вижу возможности преодолеть преграду под водой; думаю, что надо подойти к сети, затем всплыть в неполное надводное положение и попытаться проскочить поверх сети. А гранаты и артиллерийский погреб — это на тот случай, если противник откроет артиллерийский огонь, пробьет корпус подводной лодки и попытается захватить нас в плен…
Конечно, кроме этих двух вариантов, мог быть еще один: нас просто-напросто могли расстрелять и потопить, но на это уже не требовалось особого плана действий.
Затем я изложил подробности плана прорыва.
Всплываем у сети. Я с артрасчетом выхожу на мостик, имея при себе две гранаты. Остальные две гранаты передаю Смычкову на случай, если буду убит прежде, чем лодка по моему приказанию погрузится уже по ту сторону сети.
Прежде чем приступить к выполнению плана, я сказал Щекину:
— В случае моей смерти вступайте в командование кораблем. По вашему приказанию: «Взорвать корабль!»— Смычков должен будет бросить их в артиллерийский погреб. Не исключено, что противник окажется на мостике и предложит сдаться в плен. В этом случае тоже взорвать корабль, и без промедления.
— Есть, — ответили одновременно оба.
Я посмотрел на Смычкова. В его взгляде было спокойствие и решительность. Это убедило меня в том, что я сделал правильный выбор. Он сможет при любых условиях выполнить приказ.
Ну, кажется, все. Я обвел глазами всех, кто был в центральном посту. Матросы все слышали, но сделали вид, что заняты своим делом. Только Зубков пристально посмотрел на меня и, встретившись с моим взглядом, опустил глаза.
Признаться, этот взгляд несколько смутил меня. Он как бы спрашивал: нет ли, командир, другого, более надежного и менее рискованного выхода из положения?
«Кажется, нет, — мучительно думал я, — но все же… Может быть, можно найти другое решение? Хоть и немного, но еще есть время на размышление. Люди привыкли исполнять все мои приказания. Они, не колеблясь, исполнят и последний приказ: погибнуть смертью героев, хотя об этом, быть может, никто никогда и не узнает. Просто где-то в официальном документе будет отмечено, что подводная лодка по неизвестным причинам не вернулась. Если, конечно, сам противник не разболтает о подробностях нашего боя. А как смогут узнать наши товарищи, что мы дорогой ценой отдали наши молодые жизни и до последнего вздоха были верны своему долгу? Как узнают наши родные о том, что их сын или брат совершил подвиг, отдал жизнь за Родину? И нужна ли сейчас такая жертва? Быть может, эти люди, готовящиеся сейчас принять героическую смерть, под командованием другого, более опытного командира остались бы живыми!»