На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии

На протяжении всей своей истории Петербург манил к себе молодых людей из провинции. Одни приезжали с честолюбивыми намерениями добиться славы, карьеры, богатства. Другие — просто поправить свои денежные дела. Но столица не ко всем оказывалась благосклонной. И тогда одни опускались на дно и пополняли армию деклассированных элементов, а другие плыли по течению, не думая уже о богатстве и заботясь только о куске хлеба насущного. Они становились лакеями, разнорабочими, грузчиками, ямщиками. Некоторые возвращались в свои деревни. Но как по-разному уходили на заработки в столицу, так по-разному и возвращались. О грамотных крестьянах, поживших в столице и приобретших некоторый городской лоск, говорили: «Полированный питерец». Зато над парнями, которые уехали в Петербург в надежде разбогатеть, а вернулись в свою деревню нищими и разутыми, в Вологодской губернии смеялись: «Напитирились». Их возвращение в родные деревни становилось излюбленной темой городского фольклора во всех его жанрах — от частушек до лубочных картинок, сопровождавшихся подробными рифмованными назидательными подписями. О таких недотепах насмешливо говорили: «Поехал в Питер, да дунул взад витер, доехал до овина, думал, что половина, — назад и вернулся».

Были, правда, среди них напористые и упрямые, которые вновь и вновь пытались повернуть капризную госпожу удачу лицом к себе. Бесприютные, беспаспортные, изгнанные из Петербурга и лишенные права проживать в нем, они снова возвращались в столицу с маниакальной надеждой стать в конце концов петербуржцами. В просторечии их называли «Спиридоны-повороты». Но таких было немного. Почти всех вылавливали — и тех, кто не соглашался вернуться в деревню добровольно, отправляли по так называемому «вольному этапу» в сопровождении конвоира. Это называлось «Приехать на солдате». Но наиболее хитроумные и изворотливые даже из этого старались извлечь пользу. При высылке из Петербурга всем выдавался комплект одежды. Зимой, кроме обязательной ситцевой рубахи, порток и обуви, в него входил казенный полушубок. Чаще всего его тут же недалеко от городской заставы пропивали в трактире. А утром у Средней Рогатки, пошатываясь с похмелья, оборванцы снова брели в Петербург, как говорили знатоки этого обычая, «За шубой».

Постепенно выражение «Напитириться», смысл которого в XVIII и XIX веках частенько доходил чуть ли не до сокрушенно-горького, безрадостного «сыт по горло», стало терять свое первоначальное значение. Особенно это сделалось заметно в середине XX века, когда в Ленинград стремились попасть в поисках не столько финансового, сколько духовного обогащения. Тогда в стране и вправду особенно остро ощущался дефицит нравственного продукта. Домой возвращались переполненные яркими впечатлениями, сознанием собственной причастности к неповторимым ценностям мировой культуры, к уникальной атмосфере великого города. Тогда-то провинциальный фольклор и породил своеобразную формулу избранности. Побывавших в северной столице восторженных счастливцев одаривали особенным уважением и навечно метили почетным клеймом: «Оленинграженный», или «Эрмитажированный». Правда, иногда такая в общем-то лестная характеристика окрашивалась в едва уловимые иронические тона. Все-таки и пребывание в Ленинграде было кратким, и ознакомление с культурой носило поверхностный, беглый характер. Но суть оставалась та же.

Наша деревня Питером красна

Эта замечательная поговорка тесно связана с историей старинной Синопской набережной на левом берегу Невы, что идет от проспекта Обуховской Обороны до Смольного проспекта. Синопской набережная была названа так в 1952 году, в память победы русского флота над турецким в бою под Синопом в 1853 году. В середине XVIII века часть набережной называлась Амбарной, по складским амбарам на так называемой Хлебной пристани. С 1880-х годов значительная часть пристани принадлежала известному хлеботорговцу купцу Калашникову, по имени которого вся набережная с 1887 года стала называться Калашниковской. В обиходной речи современных петербуржцев до сих пор сохранившиеся старые амбары на набережной называются «Калачами», а сама набережная — «Берегом». Сюда, к пологому берегу Калашниковской набережной, приходили баржи со строительным кирпичом, на разгрузку которых, как правило, привлекались поденные рабочие, во множестве приходившие в Петербург на заработки из деревень, преимущественно — крестьяне из близлежащих губерний.

Работа по разгрузке кирпичей была тяжелой. Их носили на спинах на деревянных поддонах, укрепленных на специальных проволочных крючьях, накинутых на плечи. Красная кирпичная пыль насквозь пропитывала потные полотняные рубахи поденщиков. В арсенале городского фольклора сохранилась поговорка, которую любили повторять побывавшие на заработках в столице деревенские парни по возвращении в свои дома: «Наша деревня Питером красна». Чего тут больше: досады на свою провинциальную судьбу или нескрываемой гордости за близость к столице — судите сами.

Не лезь в бутылку