На исходе алого заката (СИ)

— И что за нелепые параллели ты пыталась провести? К чему затеяла тот разговор?

Она стискивает в руках многострадальную салфетку и молчит около минуты. Ощущая, как снова начинаю закипать, прищёлкиваю языком и уже собираюсь оставить мать одну, но её голос меня останавливает.

— Может я и не была бы счастлива с Троем… но за Бена выходить мне не следовало. Я сломала жизнь и тебе и ему. Прошу, не повторяй моих ошибок, Дженнифер…

Теряю дар речи, но довольно быстро беру себя в руки.

— На что это ты намекаешь? — разворачиваюсь в пол оборота.

Мы смотрим друг другу в глаза.

— В той девочке, что лежала на полу, я узнала себя. Мне было также больно, как тебе. И я выбрала не ту дорогу, Дженнифер.

— Я люблю Исайю! — упрямо повторяю я ей. Или себе.

— Я и не спорю. Любить из благодарности — это нормально. Но к чему это приведёт? Живой пример у тебя перед глазами…

— Я — не ты! — бросаю грубо и спешно направляюсь к двери. — Лгать Исайе я ни за что не стану!

Она что-то произносит мне в спину, но я прилагаю все усилия для того, чтобы не слышать. Достаточно с меня на сегодня! Сил нет никаких… Моя мать, определённо, энергетический вампир. Высосала из меня всю кровь.

Еду на работу, чуть не позабыв о групповых занятиях в младшей и средней группе. Дети, как всегда рады. Очень стараются и терпеливо реагируют на мои замечания. Отвлечься у меня получается плохо, голова просто пухнет от объёма обрушившейся информации.

Исайя как назло занят делами в «Руно», и я уже предвкушаю одинокий вечер с зарёванной подушкой, когда около девяти меня набирает Лерой. Говорит, что подъезжает к «Логову».

Там-то мы и пересекаемся спустя полчаса. Я крепко обнимаю его и тепло целую в щёку.

— Подстригся? — провожу ладонью по его укороченным волосам.

— Да…

Выглядит он как всегда отлично: белая футболка выгодно подчёркивает загорелую мускулатуру, на запястье дорогие, стильные часы, на шее — широкая золотая цепь. Другая, боюсь, смотрелась бы неуместно. От Картера прямо веет роскошью, хоть и не могу сказать, что свою обеспеченность он выставляет на показ.

Мне вот только взгляд его не нравится. Даже в полутьме и неярком свете софитов, замечаю, какие тени залегли под глазами. Он будто измучен, потух. И, чёрт возьми, но как же мне это знакомо!

— Безумно рада тебя видеть, Картер, — улыбаюсь я, когда официант, приняв заказ, оставляет нас наедине.

— Что у тебя произошло? — в лоб спрашивает он.

Его прямолинейность — то качество, которое всегда вызывало у меня уважение. И недовольство у окружающих.

Лерой смотрит слишком пристально. Я словно под микроскопом. И он будто реально видит, что у меня в жизни полный кавардак.

— Смит…

— Да так… Мама приехала, Бен в больнице, сам понимаешь.

Он кивает.

— Лезть в душу не стану, — даёт понять, что в курсе того, что я отвечаю общими фразами и не настаивает на откровенном разговоре.

— Спасибо. Потому что там непроглядная тьма, конца и края не видать, — поднимая свою стопку, усмехаюсь я. — За встречу, Картер!

Стекло звенит тихим «дзинь», и в следующую секунду горло обжигает прекрасный виски. Совсем не женский напиток, скажу я вам. Но полюбила я его ещё с юности. Опять же из-за Брукса.

Лерой подкуривает сигарету. Даже они ненавязчиво выдают его статус. Впервые такие вижу.

— И я хочу, — достаю из пачки красивую шоколадную трубочку. Он щёлкает своей zippo.

К нашему столику неуверенно подходит толпа парней. Просят у Картера автограф. На сегодняшний день, он в Блу Бэй, считай, знаменитость. Ребята мечтают вслед за ним покорить мир спорта, а девчонки нацелены, пожалуй, на его сердце.

— У тебя такое недовольное лицо! — не удержавшись, в голос хохочу я.

— Да бесит уже это чрезмерное внимание, — запальчиво признаётся он. — Эмбер тащится от всего этого, а мне аж до тошноты. То камера в рожу, то микрофон чуть ли не в рот.

— Да знаю я о твоей нелюбви к репортёрам! Читала про случай в Бруклине. Разбитая камера, разбитый нос. Как проблему решил?

— Откупился, — деловито заявляет он.

Я смеюсь и качаю головой.

Затягивается дымом и откидывается на спинку кожаного дивана. — Видела ИХ?

Молча киваю. Я ждала этого вопроса от него.

— Что думаешь?

Пожимаю плечами.

— Звоню я своему другу, — мрачно рассказывает он, и у меня тут же появляется предчувствие чего-то плохого. — А трубку спустя минут десять поднимает эта сука.

Нетрудно подобрать синоним. Ясно же о ком речь. Вот этот взгляд я уже видела. И не раз.

— Три часа ночи, Смит. Это чтобы ты понимала…

Замечаю, как его скулы становятся ещё рельефнее. Потому что зубы сжаты, судя по всему, до хруста.

— И что сказала? — осушив до дна вторую стопку, интересуюсь я, испытывая сокрушительную ревность, захлестнувшую с такой невероятной силой, что становится даже больно дышать.

— Что этот ****к не может подойти к телефону. Проснётся и перезвонит!

Он с грохотом ставит пустой стакан на стол и снова поджигает сигарету. Его аж перекорёживает.

— Считаешь, что это нормально? — сдерживать себя ему удаётся с трудом. — Ты *** друг или кто ты?

— Мне нечего тебе ответить на это, Картер.

— Его грёбаная тачка всю неделю стоит у её дома. — повышает голос он. — Сестра сказала.