На исходе алого заката

Исайя или… Рид? Кто сказал ей?

— Я ведь не слепая. Ты вчера так расстроилась… Платье оставила в магазине. Эти ваши взгляды, его комментарий. Ночью я спросила у Рида напрямую. Он был со мной честен. Сказал, что всё это в прошлом, что мне не стоит переживать на этот счёт.

Всё это в прошлом.

— Так и есть ведь? Не стоит?

Не передать, что я чувствую. Её слова жгут раскалённым железом. Её сияющий взгляд уничтожает меня. Убивает.

— Не стоит конечно, — выжимаю из себя.

Она вдруг бросается ко мне. Обнимает крепко.

— Я люблю его, я так счастлива, Джен! Наконец-то спустя столько лет счастлива с Ним! — вздыхает мечтательно.

Счастлива с Ним.

И это её счастье разбивает моё сердце на тысячи осколков…

Глава 40 Дженнифер

Мне всё же приходится взять себя в руки, ведь поговорить с отцом Исайи необходимо. Ванесса, к счастью, возвращается в дом. Общаться с Ричи-старшим при ней я не настроена абсолютно.

Отец моего жениха встречает меня тепло. Положа руку на сердце, он вообще всегда хорошо ко мне относился. Наш союз с Исайей был ему по душе ещё со времён шальной юности. Дамьен тогда часто повторял, что я — та самая девушка, которую он всегда рад видеть в поместье. А в качестве невесты собственного сына — особенно…

Ричи-старший, пребывающий в скверном настроении, всё же с удовольствием уделяет мне немного своего драгоценного времени и молча слушает. Я, как никогда уверенная в том, что поступаю правильно, сообщаю ему о своём решении. Ничто уже не сможет его изменить…

Надо сказать, последние новости он воспринимает подозрительно спокойно, и это даже слегка меня настораживает. Но потом я вспоминаю слова Камиллы. Его бросила молодая пассия. Так что, полагаю, ему сейчас не до наших взаимоотношений.

Получив от него адрес, по которому смогу найти Ричи-младшего в Сиэтле, уходить не спешу. Жду посадочный талон, который обещала скинуть Роуз. Я настроена улететь в Сиэтл ближайшим рейсом.

Зачем-то сижу в залитой солнечными лучами беседке. Мне всегда нравился этот сад. (Чего не скажешь о самом особняке). Вот конкретно здесь Исайя часто читал мне сказки. Эту глупую традицию я просто обожала. А он и рад был стараться…

На сердце тяжело. Гадко и вместе с тем невероятно тоскливо. Поджимаю колени к груди и, склонив голову на бок, разглядываю расположившуюся неподалёку «птичью ферму». В памяти всплывает история появления Дороти в этом особняке. Кто бы мог подумать, что Исайя всерьёз решит оставить её себе в качестве домашнего питомца, полюбит всей душой и станет ярым поклонником семейства пернатых!

Уму непостижимо! Как-то раз он сказал мне, что похищение курицы Перкинса стало одним из самых ярких событий в его жизни. Сперва я в это не верила, но потом поняла, что он не шутит.

Мне тоже очень дороги воспоминания о нашей безбашенной юности. Мы были такими беззаботными, весёлыми, свободными! Рисковали по глупости, пускались в сомнительные авантюры, ныряли в омут с головой и смело шли за своей мечтой.

Порой так хочется вернуться в те дни, где Исайя Ричи бессовестно чудит на уроках химии, чтобы меня удивить. Где Картер Лерой пишет на асфальте «Ты нужна мне» и по ночам забирается в окно к Роуз Онил. Где сама Роуз, «нарушая правила», с упоением поедает всё то, что было под запретом на протяжении одиннадцати лет. Или сбегает из дома, поддавшись на мою провокацию.

Я бы всё отдала, чтобы оказаться там снова. Но, увы, мы давно повзрослели. И, к сожалению, нам не удалось сохранить то, что было дорого сердцу…

— Смит, — слышу до боли знакомый голос.

Брукс. Глаза бы мои его сейчас не видели. Надо было всё-таки уходить сразу, а не высиживать тут.

— Чёрт, — опирается спиной о резную оградку беседки. — Ты давно здесь?

Вскидываю на него недовольный взгляд.

— Твоё какое дело? — выходит довольно грубо, но мне, честно говоря, плевать.

Надеваю туфли и поднимаюсь на ноги, искоса наблюдая за тем, как он трясущимися руками пытается поджечь зажигалкой сигарету.

Раздражается. Ломает и выбрасывает.

Забираю сумку и направляюсь к выходу. Находиться рядом с Ним я не могу физически. Внутренности скручивает болезненным спазмом, и я снова не могу нормально дышать. Обида острыми когтями дерёт глотку. Ревность: глупая, неуместная расползается по телу и разрывает меня на части.

Не хочу его видеть! Не хочу его слышать!

Не хочу… Потому что, как и четыре года назад, всё, что связано с этим парнем, трогает и цепляет. Даже если он не мой и моим никогда не был.

— Смит, — осторожно ловит мою руку.

— Не трогай меня, пожалуйста, — отзываюсь глухо.

— Не уходи…

Он морщится, потирая лоб. Вид у него, прямо скажем, болезненный. Даже предположить боюсь сколько виски он принял вчера на грудь. Но это его в любом случае не оправдывает.

«Перед тобой оправдываться он и не должен, Смит!» — едко подмечает мой внутренний голос.

— Тебе стоит вернуться к Ванессе в кровать, — всё же вопреки ему выдаю ядовито.

Внимательно смотрим друг на друга. И эта мучительная минута растягивается в целую вечность.