На исходе лета

«Нужно идти вперед, нужно ставить одну лапу перед другой, ведь у меня за спиной страшные кроты, они хотят меня схватить, большие, страшные кроты... Нельзя останавливаться, я так устала, слишком устала, чтобы а те кроты, которых я хочу найти... я их подвожу. Нужно идти вперед, нужно...»

— А... гм! Э... привет! Гм... Барышня! Ты мертва? Хоть, бы она была мертва! Но нет, погодите-ка... увы, она дышит. Она задыхается! Она бормочет. Ожила, бедняжка! Ожила только для того, чтобы снова умереть! Тс-с! Перестань бороться за жизнь. Лежи тихо. Барышни, умри на минутку!

Мистл очнулись от кошмара и увидела, что ночь сменил день и в глаза ей светит яркое солнце. Она почувствовала нерешительное прикосновение к своему плечу и разглядела крота, с тревогой рассматривавшего ее.

Мистл в испуге пристально взглянула на него и затихла, охваченная страшной усталостью. Она приготовилась к тому, что сейчас ее схватят, и не в силах была сопротивляться. Однако крот настойчиво произнес:

— Умри, барышня, или хотя бы сделай вид, что умерла!

И не успела Мистл собрать силы, чтобы ответить, как он убрал лапу с ее плеча и она почувствовала, вернее, почуяла, что рядом другие кроты. Большие и препротивные кроты — грайки.

— Господа, — раздался у нее за спиной голос, теперь обращавшийся к грайкам, — здесь только я и моя бедная мать. К несчастью, она умерла и никогда больше не увидит своего единственного сына.

Мистл лежала совершенно неподвижно, приоткрыв рот, муравьи и блохи сновали у нее в шкуре. Да, вероятно, она замертво свалилась здесь, и насекомые решили, что она умерла! Ей даже не пришлось притворяться, она действительно чувствовала себя мертвой.

— Чума? — спросил один из грайков.

— Нет, господин, она была совсем здорова.

— А мне кажется, у нее был сифилис.

— Мертвецкий сифилис! — сострил другой грайк.

— Подобным предположением вы оскорбляете меня и мою семью.

Послышался дружный смех грайков, и Мистл с облегчением поняла, что они не собираются к ней приближаться, а, напротив, отходят подальше.

— Только Каддесдон способен признать своей родней труп, зараженный чумой! — услышала она слова одного из кротов. — Но твоя мать умерла несколько лет назад в Бакленде. Дурак ты, вот ты кто.

— Где тут черви, идиот? — спросил другой.

— Ах да, они-то по крайней мере живы. Пять шагов назад, пятьдесят направо и два шага налево, и вы увидите славное сырое местечко, где полным-полно червей. Но, господа, вы же сами разрешили мне съесть следующего червя, которого я найду.

— Теперь все черви наши, крот. Если ты проголодался, жри ее.

Они грубо загоготали, и Каддесдон притворился оскорбленным.

— Мертвых следует чтить так же, как живых.

— Чти сифилис, — ответил один из грайков, хохоча но всю глотку, и, к несказанному облегчению Мистл, она услышала, как они удаляются.

— Их язык шокирует, он совершенно омерзителен, — сказал себе Каддесдон. Затем он снова дотронулся до Мистл. — Так ты мертва? — спросил он.

Она попыталась сказать: «Нет!» — но язык не слушался. У нее даже не хватало сил, чтобы согнать муравьев. Она взглянула на крота, но глазам стало невыносимо больно от яркого солнечного света и сверкающего неба.

— Я так же хорошо отыскиваю воду, как червей, — сказал Каддесдон,— но мне тебя туда не дотащить. Если ты не сможешь сдвинуться с места, то умрешь. А если не умрешь немедленно, они найдут тебя, когда вернутся. Так что, принимая все во внимание, тебе бы лучше сосредоточиться на мысли о жизни и попытаться встать.

С этими словами он несколько раз сильно ткнул Мистл в бок, она непроизвольно вздрогнула и неожиданно для себя нашла силы, чтобы перевернуться и встать на лапы. Затем она взглянула на Каддесдона.

Он был примерно ее возраста, худой, с пытливым, беспокойным взглядом и грязными когтями. У него было выразительное рыльце, на котором сейчас было написано сдержанное любопытство.

Меня зовут Каддесдон, — представился он.

Мистл,— с трудом выговорила она.

— Это как в слове «мистлтоу» — «омела»? — уточнил он.

— Да, ответила Мистл, для которой сейчас было мучением вспоминать слова.

— Тебя совершенно не отличить от мертвой, что при данных обстоятельствах оказалось весьма кстати. Как же ты дошла до такого состояния? Это, должно быть, целая история, и я буду не я, если не услышу ее. Но прежде всего вода. Ничто так не воскрешает, как вода. Следуй за мной!

— А грайки... — нервно начала Мистл.

— Тут их всего трое, и они заняты едой, а это надолго: ведь им нужно прочесть свои лицемерные молитвы перед трапезой и всласть попрыгать после нее. — Каддесдон рассмеялся, отзываясь о грайках так, словно это были несносные малыши, а не его грозные хозяева, и его спокойствие помогло Мистл сдвинуться с места.

Он повел ее хорошей дорогой — через нежную зеленую пшеницу, которую пригревало июньское солнышко. Жужжали насекомые, а сверху на Каддесдона и Мистл сквозь колышущиеся побеги глядело синее небо, в котором пел невидимый жаворонок.