На южном фланге

– Н-да, – задумчиво констатировал наконец слезший с брони Шостак, отбросив подальше окурок. – Две «сотки» практически в одно и то же место… Специально так фиг попадешь… Не хило… Тут серьезный ремонт нужен… Командир, машину надо эвакуировать…

– Сам вижу, – ответил Елин, настроение у которого было не самым лучшим, потому что вызывать БРЭМ или тягач (которые сейчас находились черт знает где), цеплять и тащить подбитый танк в тыл (то есть в место постоянной дислокации в Тирасполь, до которого не факт что доберешься, поскольку, как ни крути, а вражеская авиация над тобой летает) и чинить его там представлялось ему той еще головной болью. Именно поэтому он сразу и не доложил Сосне (то есть комбригу) о повреждениях.

Прервав горестные размышления, за спинами танкистов знакомо заревело и залязгало, а через пару минут на сельской улице за кормой подбитого Т-64БВ в синем мареве сожженного соляра возникла пятнистая БМП-1, с брони которой спрыгнул очень довольный лейтенант Коробков, имевший вид прямо-таки счастливого именинника.

– Чего растопырились, бойцы, а ну бегом на позицию! – крикнул он своим, все еще торчавшим у танка пехотинцам, указуя рукой в сторону западной окраины села, прямо как Ленин на памятнике. Пехотинцев словно ветром сдуло.

– А здорово вы их! – приветствовал Коробков Елина, подходя к танкистам, и тут же спросил: – Что, всерьез покоцало?

– Нет, мля, сейчас наши гусеницы станут бабочками, и мы атакуем противника с бреющего полета! Что, сам не видишь? А у тебя что?

– А чего? Поставленную задачу мы выполнили. Я уже, в общих чертах, доложил комбригу, и он сказал, что мы молодцы. Подбито семь румынских танков и три французские бронемашины, людские потери противника подсчитываем, но в плен взято не меньше восьми человек, включая трех французов. И вроде в селе их брони больше нет. У меня шестеро «двухсотых» и семь «трехсотых», плюс одна «бэха» сгорела…

– И что комбриг приказал делать дальше?

– Приказал занимать оборону и особенно держать фланги. Но за околицу велел не соваться и всякие передвижения немедленно прекратить, вплоть до особого распоряжения.

– Это почему, интересно?

– Не сказал. Хочешь – сам с ним свяжись, – ответил Коробков, почему-то все так же довольно улыбаясь.

– И свяжусь. А чего это ты радуешься?

Коробков не ответил, а Елин, который уже хотел было лезть обратно в свой башенный люк, услышал запомнившийся по сегодняшнему утреннему авианалету характерный звук. В небе над головой ревело и свистело, но шум реактивных двигателей накатывался не с запада, а откуда-то с юго-востока, то есть из приднестровского тыла.

– «Воздух», что ли? – небрежно спросил Рамонь у лейтенантов. – Тогда какого буя мы тут стоим, как те тополя на Плющихе, а, господа офицеры?

– А действительно, – согласился Елин и вопросительно посмотрел на Коробкова.

– Дурилки вы картонные, – еще больше расплылся тот в улыбке. – Это же наши…

– Какие еще наши? – не понял Елин.

– Какие… Россия, мужики, – сказал Коробков с какой-то странной, забытой интонацией, от которой к горлу Елина неожиданно подкатил комок, а в глазах сразу стало влажно…

У себя в штабе румынский полковник Дудэску, видя, что его прорвавшаяся в село бронетехника уничтожена неожиданно появившимися танками «сепаратистов», а новая атака захлебнулась, толком не начавшись, приказал немедленно накрыть Гыску из РСЗО, но начальник артиллерии БТГ «Бендеры-1» майор Згырчиту доложил, что те еще не развернулись на огневых позициях и огневой налет можно будет провести минут через тридцать-сорок. Судя по тому, что на на западной окраине Гыски продолжалась локальная перестрелка, какие-то молдавские и румынские военные в селе, похоже, еще оставались. Но это обстоятельство полковника Дудэску нисколько не радовало. Поэтому он приказал начальнику артиллерии немедленно усилить артобстрел Бендер, пусть даже без корректировки и точных ориентиров. Одновременно он доложил по проводной связи в Бухарест о потере темпа и невозможности с ходу ворваться в Бендеры. Полковник потребовал срочно организовать авианалет для подавления артиллерии и тяжелой техники «сепаратистов» и просил немедленно перебросить для поддержки его БТГ «Бендеры-1» французскую тяжелую броню, в том числе танки «Леклерк». Из Бухареста ответили, что авиаудар уже готовится, а «Леклерки» находятся в Кишиневе, и для их выдвижения к фронту потребуется три-шесть часов…

В этот момент где-то наверху, над тонкими стенками штабного КУНГа полковника Дудэску послышался шум реактивных двигателей. Уже прилетела авиация? Такой оперативности от своих «смежников» Дудэску явно не ожидал.

– Что это? – спросил он своих одновременно посмотревших вверх офицеров, ни к кому специально не обращаясь. Те молчали, проявляя явные признаки сильного удивления.