На хуторе

«А вот богачи, богачи, – со злорадством припомнила она, – а цемент ворованный купили, подешевле. Впотьмах привезли да все быстрей, быстрей… А картошку брось… А по мне лучше мало, да честно, – отходила душой баба Поля. – Медное, да свое. Чтоб потом не оглядаться да не полохаться: ой, не меня ли ищут, да не меня ли ловят, а спокойненько по ночам спать. Вот так-то оно лучше, – думала баба Поля, – по-божески, по-человечески…»

Так она хорошо и спокойно, по-молодому, без отдыха, работала до самого полудня, как вдруг в единый миг поняла, что делает пустое. И оставила баба Поля в борозде и ведро, и лопату, кинула все, не прибрав, пусть пропадает. Пошла в свою пустую уже хатенку, дверь за собой прикрыла.

Большой и просторной показалась ей пустая хата. Просторной, светлой и такой доброй для житья, что чуть было не кинулась баба Поля дочку звать и Федора. Идите, мол, поглядите, не с ума ли мы сходим, собираемся такую хату зорить. Но вовремя остановила себя баба Поля. Вернулась в сенцы, заперла дверь, чтоб никто не входил, и пробыла там одна, сколько надо было, чтобы с хатой проститься и помолиться в ней в последний раз. А помолившись, сняла теперь ненужную икону, в платок ее завязала и, выйдя во двор, объявила своим:

– Я к Михеевне уйду на два дня. Пока вы здесь ломаете. Не можется мне глядеть.

Но прежде чем идти в долгий путь, к Михеевне, на другую сторону поселка, баба Поля решила поужинать. И так хорошо она щей похлебала, целую миску да еще корец подлила. Голод какой-то напал. А наелась, сразу в сон кинуло. Отяжелела голова, руки-ноги чужими сделались. За столом бы и заснула.

С трудом добралась баба Поля до мазанки, кинула на пол фуфайчонку и прилегла отдохнуть. Прилегла и как провалилась. Но тут же проснулась от темного, душившего ее страха. Даже горло перехватило от ужаса, от предстоящей беды. И баба Поля с трудом дохнула, поднялась и вновь легла. Но страх, осязаемый страх, предчувствие какой-то подступающей, неминучей беды холодил душу. Что-то должно было случиться.

Баба Поля вдруг ясно поняла, что беды не миновать. Видно, родилась она с грехом, и с рождения положил ей Бог не иметь доброго угла. Первый мамочкин, забрал до сроку, даже не показав. Не дал и на второй порадоваться, тот, что с Алешей построили. Не отступится и теперь. Не будет нового дома, не будет. Пожар ли, войну ли нашлет, даве уж война была, даве, даве… Но дома не будет.

И больней больного было то, что за ее неведомые грехи пострадают дети: Маруся, Федор, внучек Олег. Она, она во всем виновата, и дом-то ведь не нужен ей, скоро помирать. А накажет Господь ее детей, которым жить да жить, жить да радоваться.

И о смерти, вначале робко, но о смерти подумала баба Поля.

Как хорошо было бы сейчас умереть. Пусть заберет ее Бог и как хочет карает, его воля, но пусть не тронет детей ее. Пусть они дом построят и живут в нем хорошо. А ее пусть Господь приберет, пускай даже в ад, она все вытерпит. Но пусть не тронет детей.

И эта мысль была так хороша, так умна, так разом все расставляла по-хорошему, что баба Поля принялась просить Бога о смерти. Шептала она про себя горячие слова, молила. Потом к родным своим обратилась за помощью, чтобы они подсобили.

«Мамочка, хоть бы меня Господь прибрал… Я по тебе наскучала, мамочка. Сколь мы с тобой не видалися, попроси, мамочка, Господа… Ванечка, ты – ангельская душа, ты к Господу близко, замолви за меня доброе слово, сыночек. Алеша, и ты попроси. Може, вас вместе Господь и послухает…»

Так в немых молитвах и просьбах заснула старая женщина, все же взял ее сон. И сразу, только что заснув, увидела она, что идет по дороге, по чистому, ровному полю. Идет, и конец пути уже близок: посреди чистого поля стоит маленькая хатка. А у порога встречает ее мать. Встречает, улыбается, говорит:

– Полюшка, доченька моя, слава богу, дождалась я тебя. Уж как мы с тобой расхорошо заживем. Хатка у нас есть. Маленькая, но хорошая. Две коечки помещаются, твоя и моя, и столик. Такая теплая хатка. Иди скорее, родимая моя дочушка. Полюшка моя желанная.

А рядом, возле хатки, возле крылечка, кто там плещет ручонками ли, тонкими ли ветвями…

Поля прибавляет шаг, и слезы радости уже теплят ее лицо. И боль подступает, сладкая желанная боль встречи…

Сейчас, сейчас они встретятся.

Челядинский зять

1

Полуденный субботний автобус ждали всем хутором. Ко времени его прихода выглядывали на улицу, издали угадывая звук. Выбегали за ворота, а то и на выгон шли, к амбарам, встречая жданных и нежданных. По субботам хутор, словно старая мать, нетерпеливо ждал дорогих детей своих, внуков на короткий воскресный побыв.

Ярко-желтый кургузый автобусик, подкатив, треснул дверцами, словно спелый стручок, высыпая на дорогу людей; остальных он повез вилючей дорогой к иным хуторам: Вихляевскому, Деминскому, Большой Головке тож.

У железного столбика автобусной остановки быстро откипела шумная ярмарка встреч с поцелуями, слезами и смехом, и разом разбежался народ, словно вода по капустному листу.