— Нет. Моя жизнь раньше. Мой брак, — я делаю глубокий вдох и провожу по щетине на подбородке. — Ты хотел верности, Митч? Ну, так ты сорвал джекпот. Я оставалась с этим эгоцентричным, самовлюбленным, самодовольным мудаком в течение десяти лет. И этот идиот в конце концов ушел от
— Ты даже не представляешь, насколько я ему благодарен, что он такой дебил, — отвечает он мягко, обводя контур моих дрожащих губ. — Мне жаль, что я уезжаю сегодня вечером. Я знаю, что меня не будет в течение трех месяцев, но я прошу тебя, пожалуйста, будь терпеливой со мной и дай мне шанс холить и лелеять тебя, потому что ты должна быть желанной.
Я отворачиваюсь от его пристального взгляда.
— Будь ты проклят и твое умение так правильно говорить.
— Ну, мы оба знаем, что это неправда, — он целует мой подбородок. — Когда я злюсь, я все время говорю неправильные вещи. Когда я не злюсь, я говорю только правильные. Когда я рядом с тобой, я говорю вещи, которые пугают меня до чертиков самого. — Он прислоняется лбом к моему виску.
— Что ты имеешь в виду, Митч?
— Просто наберись терпения ... пожалуйста, — он целует меня в висок. Конечно ... но он не ответил на мой вопрос.
Я сообщила ему, о той дермовой «свободной зоне», в которой жила тогда! И с моей стороны было бы ложью, не сказать ему о кое-чем.
— Митч, — я закрываю глаза, пытаясь собраться с духом.
— Что, детка? —
— Мне нужно тебе кое-что сказать. Это может заставить тебя порвать наш контракт навсегда, — я с трудом сглатываю.
Митч тут же встает в стойку.
— Что? — Вот черт, он выпрямляется и раздувает ноздри.
— Ты не хочешь услышать это лежа, да? — стараюсь я поднять как-то настроение.
— В чем дело, Шарлотта? Скажи мне сейчас же! — Он возможно самый темпераментный мужчина, которого мне приходилось когда-либо видеть. На самом деле, именно эту черту я больше всего ненавижу в нем. Ему следует бороться и не гнаться... за мной... с такой любовью! Я сажусь и смотрю на него с тоской в глазах, от этого его взгляд становится теплее.
— Мне кажется, что я постепенно влюбляюсь в тебя, — наконец признаюсь я в своем поражении и опускаю глаза.
Он берет мое лицо в свои ладони и притягивает его к себе.
— Ты влюбляешься в меня?
— Боюсь, что так.
— Ну, это слишком плохо, потому что, как я сказал вчера, я не буду останавливать тебя в этом! — И прежде чем я произношу хоть слово, его рот жестко захватывает мой. Хм ... так это ответ ... ничего себе! Но Господи, он умеет целоваться!
— Митч, Митч, мы не можем, — шепчу я, когда он дергает мои трусики.
— Почему? Ребенок спит, — Он тянет мою правую лямку вниз, открывая грудь и набрасывается на сосок. Единственная мысль, которая крутиться у меня в голове, насколько жарки его комментария и ... такие естественные.
— Она спит, а Сиси нет, поэтому подслушивает, — я киваю головой. Что за кайфолом!
— Нет! Она бы не стала, — он с недоумением смотрит на меня.
— Эм ... ты же встречался с ней, правда ведь? — мои глаза расширяются.
Он смотрит на дверь, потом на меня со злой усмешкой на лице.
— Нет ... нет, Шарлотта ... нет! — кричит он. — Нет ... Господи, нет. Нет! Нет! Нет! Нет, детка!
Я закрываю рот рукой и давлюсь от смеха.
— Сперма! — кричу я.
— Нет ... нет молоко![5]
— Печенье!
— Нет ... какое?
— «Oreos»!
— Нет! Нет, не печенье!
— «Nutter Butters»... ты хочешь орехового масла?
— О Боже, нет, ореховое масло! О нет! — ревет он.
— Очень смешно, придурки! — кричит СиСи с противоположной стороны двери, потом бьет по ней ногой. Бруклин просыпается и плачет.
— Удачи тебе, тетя Сиси! — кричу я, давясь смехом.
— Ореховое масло? — Митч держится за живот, продолжая смеяться. Он наконец останавливается и потирает лицо. — Мы поспим два часа, а потом я хочу пригласить тебя куда-нибудь. Во сколько у тебя возвращаются мальчики? — Он протягивает мне руку.
— Э-э ... в три тридцать. Но тебе придется взять Бруклин с нами, — говорю я, не зная, как он отреагирует.
— Знаю, — он смущенно улыбается. — Снимай платье, детка. Я хочу твое обнаженное тело чувствовать рядом.
Я снимаю платье, но его поза вызывает у меня тревогу.
— Постарайся не использовать свой Моральный дух у меня в заднице, пожалуйста, — бормочу я.
Митч смеется.
— Это приглашение?
— Нет, это предупреждение.
— Предупреждение?
— Да. Китти не готовы участвовать.
— Спи, детка, или через минуту о сне не будет и речи, — в его голосе звучит почти мольба.
— Да, сэр, — я зеваю и ближе прижимаюсь к нему.
— Ты пытаешься раздавить меня? — игриво спрашивает он.
— Я полностью раздавлю тебя, черт побери!
— Тогда дави все, что тебе хочется, детка. Я буду только рад, если ты это сделаешь ... только ты.
— Хм ..., — вздыхаю я.