На край света

Теперь, лежа на полатях, Попов вспомнил и развязку этой встречи. Ему едва удалось вторично увидеть девушку и перемолвиться с ней немногими словами. Их любви не суждено было расцвесть. Вскоре Попов узнал, что Ирину Гусельникову отец выдал за сына богатого купца Шерстобитова.

Попов вздохнул и сел на полатях. Затем он спустился, сунул ноги в валенки, накинул полушубок и стал пробираться в потемках меж спавшими людьми к двери. Открыть дверь оказалось нелегким делом, — так ее занесло снегом. Попов навалился на нее со всей силой. Наконец дверь подалась настолько, что можно было выглянуть.

Яркий свет заставил Попова зажмуриться. Морозный воздух ворвался в избу.

Попов протиснулся в дверь и оглянулся. Вокруг все бело. Небо очистилось. Снеговые тучи, целый месяц висевшие над Средне-Колымским зимовьем, исчезли. Буран, бушевавший трое суток, утих. Лишь легкий поземок крутил снежок. А что снегу вокруг! Избу занесло по самую крышу.

После вынужденного заключения в темной и душной избе Попову захотелось света, воздуха, движения. Он разбудил своих людей, и скоро все зимовье проснулось. Среди снега запестрели красные и черные шапки, нагольные полушубки, замелькали лопаты, зазвенели молодые голоса. То здесь, то там началась борьба. Молодой парень с детским веснушчатым лицом, Михайла Шабаков, со смехом валял в снегу своего сверстника — Филиппа Александрова.

— Так его! Катай его, курносого! — кричал любимый покрученик Попова Дмитрий Вятчанин.

Через мгновение насмешник сам был опрокинут в снег высоким, голубоглазым Тимошей Месиным и беспомощно барахтался, не в силах выбраться из сугроба. Хохот молодежи взлетал над зимовьем. Все радовались окончанию бурана.

— А что, Федот Алексеич, — спросил Попова покрученик крестьянский сын Ивашко Осипов, — пожалуй, скоро и на охоту?

— На медведя пойдем! — живо ответил Попов. — Удима! Где он? Удима, ты божился, что знаешь медвежье место?

— Знаю, хозяин. Удима знает, — отвечал худой, сморщенный старый якут, взявшийся быть вожем, то есть проводником, и толмачом.

— Без мяса оттоле не вернешься, — добавил он, приветливо глядя на Попова.

Попов вышел с Удимой поразмяться на лыжах. Похожее на луну красноватое солнце висело во мгле низко над горизонтом. Снег матово блестел и весело скрипел под лыжами.

Удима шел впереди, прокладывая лыжню. Временами он оглядывался на Попова, показывая плоское, морщинистое, узкоглазое лицо, и дружелюбно улыбался.

Старый Удима был беглым рабом кангаласского тойона Курсуя. Однако когда-то он был свободным человеком и жил с женой и двумя детьми на реке Танде, притоке Алдана, занимаясь соболиным промыслом.

Попову захотелось побольше узнать об Удиме.

— Удима, — обратился он к старику, — расскажи-ка, как ты попал к своему тойону.

— Учугей, хорошо, — охотно согласился Удима. — Вот прискакали кангаласцы. Курсуй, сын самого тойона Бозеко Тыниновича, налетел. Да брат с ним был родный Бузудай, да их родники, да боканы[44], да вскормленники их. Сына мово убили. Юрту спалили. Меня, жену и дочь в полон увели.

За семь лет жизни в Сибири Попов наслышался много подобных рассказов. Якутские тойоны постоянно совершали набеги на улусы соседних племен, а бывало — и на улусы своего же племени.

— Где ж твоя жена?

— В ту пору умерла жена тойона Бозеко. Моя Чимая ей служила. Ее и зарезали, чтоб схоронить с хозяйкой.

— Что ты! — воскликнул пораженный Попов, но тут же вспомнил, что он уже слышал о диком обычае хоронить ближайших рабов с их тойонами.

— Бокан должен служить тойону и после смерти, — спокойно пояснил Удима.

— Где твоя дочь?

Удима грустно повесил голову.

— Тойон Курсуй продал ее. Взял за нее двух кобыл.

— Давно ли ты ушел от Курсуя?

Удима снял рукавицу и пересчитал по пальцам.

— Пять зим, как ушел.

— Как ты убежал?

— Как? Ночью увел двух коней. В Якутский острог прискакал. У русских я и остался.

— А не требовал ли тебя тойон обратно?

— Где требовать! Курсуй сам должен был бежать. Заворовался! Повинен он в убийстве.

— Поймали его?

— Где там! Тайга велика.

— Как ты попал на Колыму?

— Как? Ушел я сперва на Индигирку. Соболей добывать. Пристал к покрученикам торгового человека Дубова. С ними и ушел. Там ограбил нас беглый казак Анкудинов. С голоду помирали. Потом пристал к охотникам, что на Колыму шли.

Попов разглядывал морщинистое лицо человека, чья судьба была столь изменчивой. Вдруг впереди послышались собачий лай и крики людей. Меж деревьями показались нарты.

Несказанно удивленные, Попов и Удима увидели средь кустов дюжину измученных собак. Высунув языки и скуля, они едва вытаскивали нарты из сугробов. Рядом с нартами бежал на лыжах долговязый человек с палкой в руке и пищалью за плечами. То и дело он помогал собакам и кричал высоким фальцетом:

— Ну! Рыбий глаз! Вперед! Паца! Паца![45] Чтоб вас громом разразило!