На краю неба

— Еще больнее? — сдавленно засмеялась. — Больнее не бывает. Быть не может. — Пригнулась и поцеловала его в плечо, оставляя красный след на его белоснежной футболке. Потом чуть выше. У горловины. В шею. Хватая губами пульс. — Поговорить у нас плохо получалось, а вот секс… — жарко дохнула ему в ухо с назойливой, неумеренной страстностью. Врубая до предела порочность. Открывая ему себя с самой неприглядной стороны. Готовясь вдохнуть полной грудью его ненависть и презрение. Чтобы отравиться ими и умереть. — Нам же надо, Димочка. Мы не можем просто так расстаться. Нам надо. Ты же хочешь. Я точно знаю. Вижу, — говорила с той пошлой певучестью и фальшью в каждом звуке, которые он ненавидел. И все равно хотел ее. Она узнавала в глазах желание. Чувствовала сквозь несколько слоев ткани его острое возбуждение. — Смотри на меня, Димочка, смотри. В последний раз. Больше ты меня никогда не увидишь. Потом я уйду, и ты уйдешь. Найдешь себе приличную и покладистую во всех отношениях девушку. Тебе нужно ее найти, потому что такой, как ты хочешь, я не буду никогда. Слышишь? Никогда! — заорала ему в лицо, зажигая оставшийся порох и провоцируя взрыв. Пусть в этом взрыве сгорит все, что осталось. И, может быть, тогда ей станет жить легко и бесчувственно.

В ушах зазвенело от ее крика. И от ее крика внутри поднялась девятибалльная кипящая волна злости, страсти и слепого болезненного обожания, ставшего мучительным, как не проходящая язва.

Не перестал же ее любить ни на минуту. Чувства не отключаются по щелчку пальцев, несмотря на все то, что между ними произошло. Можно отгораживаться хоть каменными стенами, но Катька всегда умела снести все барьеры. Против нее ничего не работало. Никогда. Не представлял совсем, как потом будет без нее, но она точно права — сейчас им надо. Для поддержания иллюзии жизни, потому что потом будет мертвое бесплотное существование — без нее как без почвы под ногами, без воды и воздуха. Потом он будет зубами рвать собственные чувства и жрать тоннами соль расставания.

Она пришла… Ярко накрашенная. Для него. Неприкрыто сексуальная. Голова закружилась от запаха духов и ее близости. Ему много и не надо, он по ней изголодался, измучился. Ничего не соображал — — Ты мне уже всю кровь свернула, — со злой враждебностью прорычал сквозь зубы.

— Тащи шампанское. Разбавим…

Обхватил пальцами ее челюсть, и Катя вынужденно замолчала на полуслове.

— Я с тобой встречался, потому что любил, дура ты такая. Любил. Только поэтому. И никакой другой причины не было. Любил как идиот, ревновал как идиот, — бросил ей в лицо.

— Самое главное вовремя об этом сказать. Сейчас. Когда все разрушилось. Когда ты чуть не женился и собрался оставить меня навсегда! — подхватила его тон.

— Ты же ничего не видишь. Ты так холила и лелеяла свои прошлые обиды, что забыла про настоящее. То, что происходит в настоящем, для тебя стало не важным. Не настолько, чтобы отступить. Остановиться и прекратить убивать наши отношения. Прекратить убивать меня. Убивать себя!

— Зато сейчас самое время говорить про любовь, — рыкнула она, безуспешно пытаясь освободить одну руку, которую он все еще крепко держал.

— А когда? Когда твоим единственным желанием было стереть мое эго в порошок? Ты же на своей волне. Ничего не вижу, никого не слышу. Думаю одно, говорю другое, чувствую третье!

— Я тоже тебя любила. И это тоже была единственная причина, по которой я с тобой встречалась, — с твердым отчаянием заявила она ему. — Я тебе даже об этом сказала. Ты знал! Знал о моих чувствах, но наплевал на них и стал встречаться с ней. И после этого хочешь, чтобы я бегала за тобой с признаниями! Да в жизни никогда не признаюсь! — крикнула и тут же поняла, что уже во всем призналась.

— Я сомневался. Не знал тогда, что с тобой делать, не знал, как все сложится и как вообще у нас что-то может сложиться. Мои сомнения теперь оправданы, не так ли?

Соскочила с его колен, но убежать дальше вытянутой руки не смогла. Дима рванул ее обратно, и она неловко упала ему на грудь. Он прижал Катю к себе одержимый ее красотой и уродливостью этого момента. Опьяненный нечеловеческой похотью, рожденной человеческим отчаянием.

Поцеловал в накрашенные губы. Укусил, устав биться головой о стеклянную стену ее непонимания. Устав видеть ее всю насквозь и разбивать руки в кровь, пытаясь что-то изменить.

Катерина оторвалась на вдох. Приложила пальцы к губам. Попыталась освободиться от него.

Не удерживал, грубовато столкнул с себя прямо на пол. Стал нагло и беспощадно срывать с нее одежду. Стащил через голову рубашку, даже не расстегнув пуговиц. Содрал джинсы вместе с трусиками и навалился всем телом. Неудобно и тяжело придавил к полу, задыхаясь от безумного желания, острым жалом бьющего в горло. Целовал до тех пор, пока она не перестала сопротивляться. Ослабла и обхватила ногами. Натянула на спине футболку, торопя избавиться от одежды.