На крючке

Лев Сигизмундович вдруг исчез из поля зрения, и Яна почти бегом кинулась следом за ним. К счастью, она заметила распахнутую калитку. Прячась за забором, она заглянула на участок, где почти у самого входа словно из земли вырос небольшой деревянный домик. Напротив него на кирпичных столбиках стояла огромная емкость для воды, от которой по всему саду были протянуты трубы. Осторожно ступая, Яна вошла за калитку и прошмыгнула между забором и домом. Здесь были навалены всяческие нужные в хозяйстве вещи вроде обрезков труб, половинок кирпича и старых досок. Рискуя сломать себе ноги, руки и шею, Милославская подкралась к окну и едва не свалилась вниз от неожиданности. Прямо перед ее носом окно распахнулось и из комнаты послышался голос Браницкого, напевающего: «То-ре-адор, смеле-э-э-е в бой, тореадор, тореадор…»

«Тоже мне, любовник», – успела все же подумать Милославская прижимаясь к стене дома.

Голос Льва Сигизмундовича, продолжающего вытягивать арию, стал более приглушенным и Яна решилась заглянуть внутрь. Комната была гораздо больше, чем это представлялось снаружи. Она была обставлена старой, но вполне добротной мебелью, рядом с которой соседствовали и более современные предметы вроде телевизора и электрообогревателя. Посреди комнаты стоял круглый стол, покрытый скатерью с кистями, на котором громоздилась пишущая машинка. В дальнем углу на мольберте был закреплен холст с незаконченной картиной.

Проведя таким образом эту небольшую рекогносцировку, Яна бесшумно спустилась на землю и выскользнула за калитку. Было еще только около десяти, а она знала, что основные события должны развернуться не раньше полудня. Поэтому она решила вернуться в машину, но к ее удивлению ни машины, ни Томилина, ни Джеммы она не увидела. «Это что еще за новости?» – она покрутила головой и вскоре, шагах в тридцати от поворота увидела Томилина, машушего ей рукой. Там же, за густыми кустами дикой смородины была спрятана и «шестерка».

– Я подумал, – с улыбкой произнес сержант, – что нам не обязательно тут светиться на самом видном месте. А отсюда все видно как на ладони.

– Правильно подумал, – похвалила его Милославская.

Прошло почти два часа, прежде чем из-за лесопосадок вынырнул ярко-алый «Хюндай-купе», который запылил в сторону дачных участков. Машина затормозила на повороте, не заезжая в проезд. Подождав, пока осядет пыль, из салона вышла Ангелина Засурская и уверенно направилась в проезд. Было видно, что она здесь не впервые.

– Оставь дверцу открытой, – сказала Яна Томилину, – чтобы собака могла мне помочь, если понадобится.

– Ладно, – кивнул сержант, – только как она услышит-то?

– Она узнает, – бросила Милославская и пошла следом за Засурской.

– Прошу, прошу, – услышала Яна голос Браницкого, когда приблизилась к калитке, которая так и осталась открытой.

«Что у них здесь, свидание что ли?» – недоумевала Милославская, глядя с каким вниманием Лев Сигизмундович, который был на участке, приглашает в дом Ангелину, держащую подмышкой белую сумоку, длинные ремешки которой болтались в воздухе.

Забравшись на свой наблюдательный пункт, Яна осторожно заглянула в дом.

– Хотите чаю? – Браницкий был сама любезность.

– Нет, спасибо, – довольно резко ответила Засурская.

– Тогда, может быть…

– Нет, Лев Сигизмундович, – перебила его Ангелина, – я пришла сказать, что сегодня у нас будет последняя встреча, прощальная.

После этих слов лоск и почтительность слетели с Браницкого, как осенние листья с деревьев.

– Но вы ведь не хотите сказать, – ехидно произнес он, – что не собираетесь больше платить за свою свободу? Вы не забыли, что я видел, как вы выходили из Женечкиной квартиры? Смею напомнить, – елейным голосом добавил он, – именно в тот день, когда ее убили. Я не сказал об этом следователю только из уважения к вам и вашей семье. Неужели мое молчание ничего не стоит?

– Ты и так уже достаточно получил, гад, – срывающимся голосом выкрикнула Засурская. – Неужели тебе мало?

– Мы с вами на брудершафт не пили, мадам, – осадил ее Браницкий, – так что не «тычте» мне. Давайте деньги, или я иду в милицию.

– Ну, хорошо, – едва сдерживая гнев, Ангелина полезла в сумочку. – Мне терять нечего. Не хочешь по-хорошему…

В ее руке появился небольшой пистолет, дуло которого она направила в грудь Браницкому. Глаза Ангелины метали молнии, и Яна замерла, не в силах что-либо предпринять.

– Вы не сделаете этого, – Лев Сигизмундович испуганно попятился назад и остановился, уперевшись в стену.

– Не сделаю? – глаза Засурской превратились в узкие щелочки. – А вот сейчас посмотрим.

Она взвела курок и сняла пистолет с предохранителя.

– Стой, дура! – крикнула Милославская, пытаясь ее остановить.