На крыльях зари за край моря

Ах, лукавый Рок! Надо же было застукатьЛовца с цилиндром вместо сачка, на ветке.Надо было сомлеть деве от этой вести.О взбалмошность сущности женской.Избрала себе землю тюля и газа,Готовых треснуть зеркал в будуаре,Ночных горшков, от которых разве что ушкоЗвякнет под заступом, рожениц, вытниц,Их шепотов Между устами и краем кубкаЛибо между устами и наполеоном,

Подъедаемым последышами в бурьяне.Земля как земля, для многих бесценна.Да будет пухом, хоть не бывает пухом.Признайся, когда бы не день этот, Мухолов Ян,Заплесневел бы дух твой средь абажуров.Чиста и бескомпромиссна, страстьНе вела бы встречь предназначению,К рассветной поляне татранской,В долине Бялой Воды, в Рувенках,Чтоб, глядя на пурпур восходящего солнца,

Испить, согласно правилу, эликсираИ войти туда, где нету ни вин, ни жалоб.Я был с тобой, умаленный, в бездонном крае,В стеблях травы толщиной в ствол кедра,Среди треска перепончатокрылых монстров.Вставал по центру листьев шероховатыхИ над полумраком болотной бездныПереправлялся по канату из паутины.Отметил: «в чудовищной связи».На соках, смолах, клеях, миллион миллионов

Сплетенных лапок, крыльев, брюшковБьются, слабеют и остывают навечно.Жирное мясо личинок, сжираемых заживоХищным потомством любопытствующих мух,Волнуясь члениками, беспечно пирует.Гуманитарий парламентского века,Ну что ты за ученый, к чему нам сердоболие?Уместно ль гневом исполняться,Когда по черной тлеющей равнинеПройдешь вратами выжженного града,

Ответчик и истец в зале мертвых мурашек?Заразил жалостью к счетным машинамВ хитиновых мантиях, в призрачных доспехах,Мое наивное воображение носитДо сей поры твой знак, философ боли.А ведь не держу зла, доктор Honoris CausaГейдельберга и Йены. Радуюсь тому, чтоГорит на трости твоей бель слоновойКости, как если бы не татуировал ее пламеньИ кто-то сел в бегущие по Аллее дрожки.

Попробую лапидарно описать опыт, полученный мной, когда вместо цеха странников и натуралистов избрал другое занятие: