На лезвии с террористами

В марте 1907 года Татьяна Леонтьева были приговорена Тунским судом к многолетнему тюремному заключению... В первый, но не в последний раз мне пришлось увидеть рожденную для счастья молодую жизнь, обреченную на вечную муку из-за причастности к революции.

Захват петербургских террористов потребовал также человеческой жертвы. При чрезвычайно драматических обстоятельствах — почти ровно через год — закончилась жизнь человека, помогшего нам набрести на след террористической группы. Анонимным письмом, вышедшим несомненно из полицейских кругов, Николай Татаров был разоблачен как шпион. Комиссия, назначенная партией социалистов-революционеров, подвергла его перекрестному допросу. Татаров запутался в противоречиях, был пойман на лжи, однако не сознался. Он знал уже. что наступит неизбежный, немедленный конец. В страхе неминуемой смерти он бежал в Варшаву и скрылся в квартире своего отца.

4 апреля 1906 года позвонили в дверь дома протоиерея Татарова. Старик открывает двери. Снаружи стоит какой-то человек и хочет говорить с Николаем Татаровым. — Моего сына здесь нет, - отвечает старик, — и с ним вообще говорить невозможно.

Тут выходит мать, а за нею и рослый, высокий сын.

Без слов вынимает незнакомец револьвер и стреляет. Руку его отталкивают в сторону, все трое обрушиваются на него — а он беспрерывно стреляет. Отец виснет на его правой руке, мать — на левой. Николай Татаров падает. Незнакомец подходит к умирающему, вкладывает ему в карман записку с подписью „Б.О.П.С.Р." (боевая организация партии социалистов-революционеров) и удаляется. Никто его не задерживает.

Так происходит убийство Татарова в передней родительского дома на глазах его родителей. Беспорядочной стрельбой убийцы была ранена и мать двумя пулями.

Об арестах 29 и 30 марта русская печать писала, как о "Мукдене русской революции". Под Мукденом русская армия в сражении с японцами была разбита. Задача, которую Трепов определил как первоочередную и важнейшую, была решена. Я должен был посвятить себя следующей важнейшей задаче по коренной реорганизации охранного отделения.

Глава 3. Россия на переломе

Обстановка, которую я застал в Петербурге в феврале 1905, может быть понята лишь в связи со всеми чрезвычайными событиями, окрасившими собою русскую жизнь за последнее время, и особенно в связи с убийством министра внутренних дел В.К.Плеве, которое явилось подлинно переломным моментом. Террористический акт 15 июля 1904 года лишил империю крупного вождя, человека, слишком самонадеянного, но сильного, властного, державшего в своих руках все нити внутренней политики. С ужасным концом Плеве начался процесс быстрого распада центральной власти в империи, который чем дальше, тем больше усиливался. Все свидетельствовало об охватившей центральную класть растерянности.

После Плеве, как известно, министром внутренних дел был назначен князь П. Д. Святополк-Мирский. С его назначением впервые, с неслыханным до тех лор задором, говорили повсюду о необходимости, как тогда выражались, "уничтожить средостение" между царем и народом и создать для этой цели народное представительство. Началась так называемая политическая "весна" с собраниями, банкетами, резолюциями и пр., которую революционные партии и либеральная интеллигенция широко использовали для противоправительственной пропаганды.

Эту "весну" я наблюдал еще в Харькове — и здесь видел, как вырастали такие собрания. Помню, в ноябре было устроено местным юридическим обществом публичное собрание. Члены общества, юристы, имели в виду обсудить текст телеграммы вновь назначенному министру внутренних дел. Но собралось множество посторонних людей. Из толпы послышались прокламации, раздались требования слова - и полились антиправительственные речи представителей революционных партий.

Точно такие же сцены происходили по всей России. Собрания устраивали и выносили резолюции с политическими требованиями все, кому только было не лень, — студенты, адвокаты, врачи, писатели и т.д. Устраивались полулегальные съезды — например съезд земцев, который принял резолюцию с требованием конституции. К движению примкнули даже предводители дворянства. Состоявшееся в декабре совещание 23 губернских предводителей дворянства обратилось к министру внутренних дел с заявлением, в котором повторялись и пожелание созыва народных представителей, и требование отмены "административного произвола". И все эти призывы и демонстративные требования печатались даже в тогдашней легальной печати, возбуждая и без того возбужденные умы.

Где же было правительство? Каковы были его планы? Об этом было решительно неизвестно. Мы, его агенты на местах, не получали никаких указаний и обречены были оставаться почти молчаливыми свидетелями картины всеобщего развала. Особенно тяжелым положение становилось потому, что и в самом аппарате политической полиции далеко не все обстояло благополучно.