Я окликнул одного из бежавших, который, вырвавшись из рук подъехавших дружинников, заметался, втолкнул его в двери писательского клуба, а потом провел его сквозь весь клуб и выпустил с другой стороны, на улицу Воровского. Он успел только сказать, что они шли от памятника Маяковскому.
Так началась расправа над студенчеством. А поначалу ничего не предвещало, казалось, такого поворота событий…
…29 июля 1958 года в Москве был официально открыт памятник поэту Владимиру Маяковскому. Министр культуры Михайлов произнес речь. Старый, «номенклатурный» поэт Тихонов перерезал ленту, в заключение несколько признанных властью поэтов читали свои стихи.
А когда кончили, выяснилось, что не только они хотели б прочитать свои стихи. От желающих декламировать отбою не было.
После многих лет разобщения этот стихийно возникший интерес людей друг к другу понравился. Молодые люди решили собираться у памятника Маяковскому по крайней мере раз в месяц и читать стихи.
Читали здесь и разрешенное, и неразрешенное — Гумилева, Ахматову. Декламировали свои стихи, изредка талантливые.
Возникли дискуссии. В самом центре Москвы! Такого не было почти полвека. Юноши и девушки спорили о новых книгах, волновавших всех, — прежде всего о книгах Дудинцева «Не хлебом единым», Тендрякова «Ухабы», о статье Вл. Померанцева «Об искренности в литературе», напечатанной в «Новом мире» еще в конце 1953 года.
Сталин был низвергнут. Как пел Галич чуть позднее: «Оказался наш отец Не отцом, а сукою»…
Естественно, молодежь восстала против всякой регламентации. Александр Гинзбург заявил, что он будет помещать в «Синтаксисе» произведения любых направлений. Тут были и антисталинские стихи, и просоветские, и религиозные, и формалистические.
До своего ареста в июле 1960 года Александр Гинзбург успел выпустить три номера. В журнале не было критических статей, почти не наскребли и прозы, — стихи и стихи. Этого оказалось достаточно для ареста.
…Ожила не только поэзия. На частных квартирах, как известно, стали выставлять свои картины молодые художники.
Хороши были картины или плохи — не буду сейчас рассматривать эту сторону дела. Разные были картины. Разные стихи. Важно другое. И картины, и самодеятельные журналы были первой открытой атакой на конформизм в искусстве.
Юные протестанты были все еще столь наивны, что не только проводили демонстрации на улицах усиленной охраны, но и пытались доказать следователям КГБ неконституционность их арестов, скажем, неконституционность 70-й статьи УК РСФСР.
В самом деле, ведь Конституцией СССР разрешена свобода слова. Владимир Осипов, позднее ставший неославянофилом и редактором журнала «Вече» (об этом будем говорить особо), рассказывает, что арестованный вместе с ним Илья Бокштейн всем кагебистам доказывал антиконституционность 70-й статьи УК, говорящей об измышлениях, порочащих советский строй, как о составе преступления…
«Исторически под свободой слова, — говорил Бокштейн, — всегда понималось право на критику. Свободу восхваления предоставлял любой деспот».
Хоть и начались аресты, но встречи на площади Маяковского продолжались. Главными организаторами молодежи были теперь Юрий Галансков, Владимир Буковский, Виктор Хаустов… А затем отпущенные, ко всеобщей радости, Вл. Осипов и Илья Бокштейн.
В апреле 61-го года, в дни «всенародного торжества» в честь полета Гагарина в космос, собравшиеся поэты, как только один из них начал читать критические стихи, были зверски избиты и разогнаны, т. к. их критика звучала нестерпимым диссонансом космическому счастью. Поэты получили по 10–15 суток ареста, по статье «за мелкое хулиганство». Они продолжали собираться, активисты этого преследуемого «клуба», — среди них Эдуард Кузнецов, Анатолий Иванов, Илья Бокштейн, Вл. Осипов.
Молодые люди вряд ли подозревали, что, собравшись вместе, они уже не просто инакомыслящие. Они образуют «группу», а за «групповые размышления» о будущем СССР, увы, дают такие же тюремные сроки, как порой на Западе — за убийство.
По семь лет тюрьмы получили и Эдуард Кузнецов и Владимир Осипов. Бокштейн — пять. Туберкулезнику, решили, хватит и пяти… Хотя им приписывали чуть ли не террор, совершенно очевидно, что ребят посадили за… чтение стихов на площади Маяковского.
Суд над Синявским и Даниэлем ускорил процессы духовного созревания. Рукописный журнал «Феникс-66», подготовленный Юрием Галансковым, стал остро политическим. Его передовая, обращенная к властям, завершалась такими словами: «Вы можете выиграть этот бой, но все равно вы проиграете эту войну. Войну за демократию и Россию».
Это стоило ему жизни. Он получил семь лет и, как известно, погиб в лагере. У Галанскова была язва желудка, его намеренно не лечили, затем положили на операционный стол, и он умер под ножом. Гинзбурга упрятали за колючую проволоку на пять лет, он дождался освобождения, затем диссиденты именно его посчитали достойным быть распорядителем средств для политзаключенных и их семей, поступающих из-за рубежа.