На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986

И писать он продолжал, не отступая; что-то пробивалось в печать, большинство рассказов и стихов так и осталось в ящиках письменного стола: поздний Яшин, неуступчивый Яшин интересен и нов в каждой своей работе: в рассказах «Вологодская свадьба», «Угощаю рябиной» и др.

Жизнь его сложилась трагично, в дни оголтелой травли он оказался вдруг, на короткое время, вне семьи, увлекся поэтессой Вероникой Тушновой, которая не испугалась всей этой бряцающей стальной громады, подминавшей Яшина, и вступилась за него…

С ней покончили тут же. Не привыкшая к подлым выпадам, ударом из-за угла, она заболела и умерла.

Яшин умирал дольше, мучительнее. Дружная яшинская семья не могла перенести ухода отца. Даже на короткое время. Шестнадцатилетний сын Яшина застрелился в пустом кабинете отца. Это так потрясло Александра Яшина, что он и сам заболел и — больше уже не вышел из больницы.

Половина Союза писателей ходила к нему в раковый институт. Он держал, в последние свои часы, Злату Константиновну за руку, плакал и казнился…

7. Осень антисталинского года

Даниил Гранин. Рассказ «Собственное мнение»

Вслед за бесстрашной «Литературной Москвой», до разгрома которой оставались считанные месяцы, двинулся в наступление и журнал «Новый мир».

Константин Симонов, тогдашний редактор журнала, слов нет, никогда бы не начал первым. Но вокруг так забурлило, что промолчать он не мог, да и не хотел. Думаю, он тоже поверил в возможность перемен.

Тем более, что он симпатизировал, всю жизнь симпатизировал смельчакам — как правило, тайно. Когда Александра Яшина после «Рычагов» пытались удушить голодом, прислал он Злате Константиновне тысячу рублей. Ничего это не стоило ему, миллионеру, да только почему-то другие писатели-миллионщики не прислали ни гроша. Растроганно, со слезами на глазах рассказывала нам Злата Константиновна о симоновском даре, который помог выжить. Но это позднее.

А тогда, в конце лета, казалось, наступила новая эра: в одном и том же номере «Нового мира» увидел свет рассказ «Собственное мнение». Даниила Гранина и началась публикация романа Владимира Ду-динцева «Не хлебом единым».

Ранее появилась повесть «Ухабы» Владимира Тендрякова, наиболее художественно завершенное и, пожалуй, самое глубокое произведение антисталинской литературы.

А прошел всего-навсего один год надежд. Один-единственный год. Даже, как известно, не полный год; осень наступила не только в багрянце лесов, но и в крови венгерских повстанцев, которых, по убеждению Хрущева, как известно, взбунтовали поганцы — венгерские писатели — «Клуб Петефи»…

После расстрелов в Венгрии и советские протестанты-литераторы, едва родившись, оказались под ударом государственного кулака.

Кроме трех литературных произведений, названных мною, выходили и другие, достойные и упоминания, и анализа. В частности, повесть Л. Кабо «В трудном походе» — о школе, пытающейся вырваться из тенет лжи и догматизма. И другие той же направленности. Однако в трех первых антисталинская тенденция выразилась наиболее четко. И не имеет значения, упоминается там имя Сталина или нет, они обрушиваются на сталинщину — разяще, смело, под разными ракурсами.

Итак, Даниил Гранин: «Собственное мнение». Молодой ученый Ольховский дерзнул выступить против академика Строева, не менее влиятельного в технике, чем, скажем, академик Лысенко в биологии.

Ольховский предложил техническое изобретение, которое сэкономит огромное количество горючего. Однако принцип изобретения, как это нередко бывает, перечеркивает одну из классических работ, в данном случае работу академика Строева.

Исполняющий обязанности директора института согласен с Ольховским, даже внутренне воскликнул об Ольховском: «Молодец». Но и.о. директора знает, что недостаточно иметь собственное мнение, надо завоевать еще и положение. А он, Минаев, пока что и. о. директора. Вот утвердят, говорит он сам себе, тогда-то уж я, конечно, помогу Ольховскому… Пока же он ничего не предпринял, и Ольховский пожаловался в райком. Минаев тут же отписал в райком, что Ольховский — кляузник, к его жалобам прислушиваться не следует. Рукопись, которую Ольховский передал заместителю министра, тот… вернул тому же Минаеву. На его усмотрение.

Все как водится. На кого жалуешься, к тому твоя жалоба и возвращается… «Не плюй против ветра…» — самое распространенное ныне на Руси присловье.

… Прошло время. Минаев стал директором, а не и. о…. Но — ничего не изменилось. «Вначале следует укрепиться», — теперь считает он.

Выписан этот психологический рисунок карабкающегося вверх бюрократа от науки, впрочем, не только от науки, очень точно. Сколько раз мне приходилось слышать от своих университетских товарищей, пошедших в гору, именно эти слова. «Вначале следует укрепиться…», т. е. не идти против течения, пока не станешь сильным и неуязвимым. Однако кто в России неуязвим?..