На острие меча

Всегда одним и тем же маршрутом. На трамвае. Машин в Болгарии было мало; те, что имелись, работали от газогенераторов, поскольку бензин экономили до предела, выдавая лишь для нужд генералитета, министров и членов царской фамилии. Куков и Антонов наблюдали за Пеевым, не спуская глаз, но к доктору никто не подходил, да и сам он не делал попыток заговорить с кем-либо или попытаться бежать. В контору являлись клиенты, и Куков, коротавший время на деревянном диванчике под видом посетителя, не мог придраться ни к одной фразе, произнесенной доктором. Обычные юридические консультации, не больше.

Оставалось предположить, что или связники Пее-ва кем-то предупреждены, или же у доктора имелись иные, одному ему известные способы контактов, и Гешев — автор комбинации — приказал отменить выезды.

Делиус, как и в случае с Эмилом Поповым, строжайше запретил применять к Пееву «третью степень», а без пыток, по мнению Гешева, допросы не дали бы результатов, и Пеева не спрашивали ни о чем. Раза два Гешев приходил в камеру, садился на кровать, угощал сигаретами. Пеев курил свои, и так они и сидели друг против друга, не произнеся за час и десятка фраз.

Уходя, Гешев говорил угрожающе:

—      До скорого, доктор! — и едва удерживался, чтобы не ударить Пеева в холодное, спокойное лицо.

На полную дешифровку телеграмм ушло несколько суток.

Начальник отделения криптографии, докладывая результаты, волновался так, что бумажки сыпались из рук.

Полковник Костов скрипнул зубами.

—      Это ложь! Вы фальсифицируете, Гешев!

Начальник державной сигурности Павел Павлов

покачал головой:

—      Успокойтесь, господин полковник. К сожалению, все правильно!

—      Но вы понимаете, о ком идет речь? Высшие генералы — Марков, Даскалов, Луков, Лукаш... Никифоров прямо помянут как помощник.

—      Делиус знает?

—      Еще бы,— сказал Гешев любезно.— Не только знает, но и считает, что генералы готовили заговор. Убийство царя.

Костов был настороже и быстро разгадал, кому и зачем роет яму Гешев. Война складывалась не в пользу нацистов, и при дворе имя нынешнего премьера Богдана Филова, ориентировавшегося на Берлин, приобретало значение одиозное. Князь Кирилл и его супруга, слывшие англофилами, пытались свалить премьера, предлагая Борису III кандидатуры «умеренных»— Муравиева и Багрянова. Царь колебался, и Лулчев, занявший позицию нейтралитета, советовал ему подождать. Делиус и Бекерле, читавшие документы полиции, РО и ДС, как свои, не сидели сложа руки: в свою очередь пытались воздействовать на царя и сохранить Филова у власти. В этой ситуации многое зависело от военных: генералитет не сказал своего слова, а за ним стояла реальная сила — штыки, и, останови Михов и прочие выбор на Багрянове или Муравиеве, песенка Филова была бы спета. Ге-шев, очевидно, получил инструкцию Доктора скомпрометировать генералов и вывести их из «игры». А что, если он, применив пытки, заставит Пеева подписать признание о наличии заговора? Что, если Павлов свяжет воедино имена Даскалова, Лукаша, Никифорова и притянет к ним имя Михова? А заодно руководителей РО? Может так быть?.. Да, конечно.

Костов встал.

—      Министр войны информирован?

—      Нет еще,— все так же любезно сказал Гешев.— Среди подозреваемых много его друзей, члены Высшего совета, предшественник... Какой же смысл спешить с информацией? Сначала пусть Пеев выложит все, что знает, а потом, сформулировав выводы, Дирекция полиции...

—      Это что же— частное дело Дирекции? Я правильно понял?

Павлов тихонечко вставил:

—      Государственное дело, полковник. Доктор Пеев — не просто разведка, но и политика. Большая политика. Больше, чем вы думаете.

Той же ночью доктора Александра Костадинова Пеева, заключенного камеры № 36 на четвертом этаже Дирекции полиции, избили надзиратели. Били вдвоем, не изощряясь и даже не очень сильно: важна была не столько боль от ударов, сколько сам факт унижения, непереносимый, по мнению Павлова, для человека интеллигентного, привыкшего ко всеобщету уважению... Доктор не кричал; но даже кричи он изо всех сил, голос его не был бы услышан: тридцать шестая, отведенная Пееву предусмотрительным Ге-шевым, находилась в особом коридоре и была изолирована от других камер. Окно здесь было меньше, чем в других помещениях; вентиляция заделана; поэтому днем двери камеры не запирали, боясь, что Пеев задохнется; у порога на стульях сидели надзиратели. Двое. Они же и били ночью.

Избитого доктора Пеева привели к Гешеву.

Дали полотенце — вытрись.

Гешев, выдержав паузу, спросил:

—      Никифоров?

—      Что Никифоров?

—      Не играй в прятки, доктор! Всю правду о нем — сюда, мне. Кончились забавы! Итак, генерал Никифоров твой заместитель? Бери ручку, пиши.

Пеев вытер разбитую губу. Глаза его блестели живо, остро.

—      А о Михове писать?

—      И о нем.

—      И о Кочо Стоянове? И о директоре Кузарове? И о премьере Филове?

—      Я не шучу.

—      Я тоже, Гешев. Все эти лица давали мне информацию. Все без исключения. Почему же я должен говорить об одном Никифорове?