На острие ножа

Фэйми повернула налево, не обращая внимания на обращенные в ее сторону головы, и направилась к своей старой команде. Большинство столов британского отдела были заняты. На месте выпускающего сидел Сэм – сосредоточенно что-то печатал, склонив голову. Она опустилась на свободный стул и бросила в него карандаш. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Все еще тут?

– Пока да. Но клянусь богом, если бы я осталась там еще на секунду, меня бы арестовали за нападение на офицера полиции.

Фэйми сделала несколько глубоких вдохов, посмотрела на экран телефона и подумала о Шопене. Сейчас ноктюрн ей был нужен так же, как раньше никотин. Она поборола это желание, отложила телефон и заметила множество грустных улыбок. Значит, они уже знали.

– Послушайте, народ, – сказала она, – мне жаль уходить, и я сама очень расстроена, но… Ну, вы знаете, как это бывает. Думаю, мне нужен перерыв.

Первой подошла Софи Арнольд, не скрывающая слез, и несколько секунд они простояли обнявшись. Всем остальным Фэйми пожала руки.

– Ты с чего там так разошлась? – спросил Сэм, указывая на кабинет Льюиса.

Фэйми рассказала о Сете, Амале и Аль-Джихаде, а затем о вопросе про Пакистан. Сэм не особо впечатлился.

– Конечно, они придурки, Фэйми, но придурки при исполнении, – сказал он. – И они сейчас заправляют этим шоу. Так что возвращайся, расскажи им о Пакистане, покажи фотографии и утоми их своими историями так же, как нас когда-то. Потом они спросят тебя о Сете. А потом смогут уйти и заняться настоящими преступниками.

Фэйми знала, что Сэм прав, и потому бросила в него еще один карандаш.

– Когда ты стал таким занудой?

Сэм ухмыльнулся:

– Джоанна говорит, что это дар.

Фэйми вернулась в кабинет. Она вспомнила, что подруга Сэма – кстати, сама офицер полиции – была самой понимающей из женщин. Вот бы ей настолько лояльного и терпеливого партнера – но не сложилось.

Милн и Хантер словно не двигались все это время: женщина стояла недалеко от двери, мужчина сидел в кресле для посетителей. Как будто они ждали ее возвращения. Она устроилась в кресле Льюиса и мило улыбнулась. Гул кондиционера казался почти оглушительным в повисшей тишине.

– Итак, – сказала Фэйми, предполагая, что они воздержатся от комментариев о ее кратком отсутствии, – прежде чем мы начнем говорить о Пакистане, могу я вам кое-что показать?

Она положила на стол записку и объяснила, как она к ней попала и что значат слова. Фэйми показалось, что полицейские видели в ее рассказе попытку сменить тему, но все равно отнеслись с пониманием.

– Пожалуйста, могу я ее сфотографировать? – спросила Хантер.

– Конечно, – кивнула Фэйми. – И вы планируете ею заняться?

Хантер пожала плечами:

– Если честно, мы слышали уже множество теорий. Теперь добавится еще и ваша.

– А какие остальные?

– О, ну, знаете… Обычный список. Евреи, масоны, королевская семья, иммигранты, пришельцы…

– А теперь «Синоптики» из Эшби-Сент-Леджерс?

– Давайте признаем, что неплохо вписывается… Но в любом случае у меня теперь будет фотография вашей записки, спасибо.

– Да не за что, – вздохнула Фэйми. – Итак, что вы хотели узнать о Пакистане?

C ангельской невозмутимостью Хантер продолжила разговор:

– Брат Сета Хусейна – Амаль – был активным участником Египетского исламского джихада, связанного с Аль-Каидой. Аль-Каида очень активна в Пакистане – вы, должно быть, контактировали с ее членами.

– Почему я должна была с ними контактировать?

– Разве это не работа журналиста, мисс Мэдден, налаживать контакты, получать данные, рассказывать о происходящем?

Фэйми уставилась на Хантер. Похоже, возвращение было ошибкой. Она изо всех сил старалась вести себя вежливо.

– Мы сообщаем новости, мисс Хантер. Мы не шпионы и не разведка, мы – журналисты. Пакистан – сложное место, но я горжусь проделанной нами работой и историями, которые мы рассказали. Если вы не разговариваете со всеми участниками конфликта, вы не делаете свою работу. – Глубокий вдох. – И я была рада вернуться домой.

Тогда заговорил Милн:

– Но за три года работы, вы не контактировали с Аль-Каидой или какой-либо другой террористической организацией?

Фэйми заколебалась.

– Непосредственно с Аль-Каидой – нет, – сказала она. – Но я встречалась с членами других группировок, связанных с ней. Но, знаете ли, они не носят униформу или бейджики. Не всегда можно быть уверенным, с кем разговариваешь. Например, некоторые военные из рядовых часто оказывались симпатизирующими исламистам. По-настоящему там никому нельзя доверять. И если вы ведете репортаж из Пакистана, приходится разговаривать с не самыми приятными людьми.

Милн наклонился вперед.

– Значит, возможно, что некоторые из ваших знакомых сочувствовали Аль-Каиде?

– Очевидно. Я же только что вам об этом сказала. Некоторые более открыто, другие менее. Говорю, бейджиков у них не было. Вы же тоже можете быть русским шпионом или китайским агентом, констебль Милн, но я не могу этого знать.

Милн проигнорировал ее сарказм. Оба полицейских делали какие-то пометки в блокнотах.

– А ваши коллеги? – спросил он. – Мог кто-то из них сочувствовать исламистам?