На острове Халки

- Хорошо бы сейчас холодной ботвиньи с осетриной, - сказал он, - под водочку с зеленым лучком, с ядреным квасом. Люблю в еде поэзию... Вы, молодежь, ни черта в этом не понимаете... Вам бы все революцию, столпотворение вавилонское, ломай, жги, дым в небо... А у самих - глаза сумасшедшие, зрачок во весь глаз, без кокаина дышать не можете. В двадцать шесть лет - вот вы и старичок... Санди, хотите сорок пиастров на кокаин, а?

Санди быстро пожал плечами, но подполковник лежал прикрывшись и не заметил его движения.

- Вкуса к жизни у вас нет, вот что. Не в крови дело, мы все понюхали эту кровушку-то... Не она у нас вкус отшибла, - а то, что вы все головастики, у вас голова распухла, и фантазия как в горячке; от этого у вас ни вкуса, ни чутья нет, - нос холодный... Нелегкая вещь революцию устраивать. Так-то... Поколение надо специальное подготовить, а нам трудно. Случайно с собой захватил номерок "Южного красноармейца", с вашими стишками, Санди... Слабые стишки...

Подполковник положил локоть на глаза, так пекло солнце, и замолчал надолго. Санди осторожно повернул к нему голову, - подполковник спал. Лицо Санди исказилось болью, страхом, злобой, - от резкого света выступили морщины у припухших век, у рта. Санди бесшумно поднялся, прошел на цыпочках по мосткам, опять обернулся на подполковника - и вдруг побежал, нагнув голову, держась за фуражку.

Он обежал скалу у моря. Запыхавшись, пошел шагом по краю заливчика и, дойдя до второго скалистого мыса, еще раз оглянулся - мостки были пусты: подполковник исчез.

Тогда Санди изо всей силы побежал по берегу, вскарабкался на скалу и, цепляясь за кусты, обдирая колени, потеряв фуражку, стал взбираться по крутому склону.

Наверху стоял сосновый голубоватый лесок, сильно пахнувший смолою. Низкорослые древние сосенки мягко посвистывали хвоей, - будто шумя, с печальным шорохом, пролетали над ними века. Санди упал лицом в горячий мох и обхватил голову. Сердце дрябло, порывисто рванулось в пустой груди. Красные пятна застилали глаза. Над головой сосны не спеша повествовали друг другу о приключениях Одиссея, отдыхавшего некогда на этом мху, над лазурным, как вечность, морем.

Тем временем подполковник вернулся в кофейню и сел опять у окна. На улице появились люди: гречанки в черных платьях и черных шалях, жирнозадые левантийцы в фесках, офицеры из Крыма, барыни с измученными лицами. Подполковник пил мастику - греческое вино. В кофейню вошел широкоплечий, костлявый офицер и сел за его стол. Глаза у него были серые - мутные, нечистые. Прямой рот подергивался. Положив локти на стол, он спросил хрипловато:

- Что нового?

- Ты где напился, Москалев?

- Дузик пили, сволочь страшная, - изжога. Денег нет, вот что. Шпалер хочу продать.

- Погоди, пригодится револьверчик, пригодится.

Подполковник проговорил это так странновато, что Москалев, запнувшись, быстро взглянул ему в глаза. Зрачки его отбежали.

- Ты о чем? - спросил он и, нагнув голову, стиснув пальцы, стал сдерживать мучительную гримасу лица.

- Все о том же.

- Говорил?

- Выяснил. Он самый.

- Осведомитель?

- Я тебе говорю, что он - тот самый, киевский.

- Ну, тогда - ладно. Закопаем.

Лицо подполковника начало сереть, стало серым. Короткие пальцы, совавшие в мундштук папиросу, затрепетали, - папироса сломалась.

- Прошу тебя без глупостей, - он с усилием усмехнулся, - я сам доложу командиру.

- Дерьмо, кашевар, - сказал Москалев и с наслаждением сверхъестественными словами стал ругать подполковника, сыпал пепел в рюмку с мастикой.

Санди пролежал в лесу до вечера. На тихое море легли глянцевитые, оранжевые-отблески. Вылиняли и пропали. Еще не погас закат, а уже появились звезды. В лощинке блеяла коза, жалобно звала кого-то.

Санди был голоден. Давешний страх прошел немного. Он поднялся с земли, отряхнулся и стал спускаться к дороге, ведущей к городку. Дорога, огибавшая кругом остров, висела в этом месте над высоким и крутым обрывом. Спустившись, он пошел, опустив голову, засунув руки в карманы. Над обрывом остановился и поднял глаза. Теплое, лиловое небо усыпали крупные звезды путеводители Одиссея. Глубоко внизу - звезды мерцали в Мраморном море. Санди глядел на вселенную. Потом он прошептал:

- Как это нелепо, как глупо, - и снова зашагал по дороге.

Когда он вошел в черную тень деревьев, стало неприятно спине. Он поморщился и пошел быстрее. Спине было все так же неприятно, - но с какой стати оборачиваться. На завороте дороги он все же обернулся. Следом за ним шел высокий, широкоплечий человек, так же, как и Санди, заложив руки в карманы.

Санди посторонился, чтобы пропустить его... Человек подошел. Это был поручик Москалев. Можно было разглядеть, как лицо его подергивалось, не то от смеха, не то от боли. Это было очень страшно.

Неожиданно, хрипловатым голосом он сказал:

- Покажи документы.

Санди поднес руки к груди. Тогда Москалев бросился на него, схватил его ледяными пальцами за горло, повалил на дорогу. Сильно дыша, работая плечами, он задушил его. За эту минуту не было произнесено ни звука, только яростно скрипел песок.