На Памире

Скалистые берега реки сдвинулись здесь так близко, что могучая река, втискиваясь в пяти-, шестиметровую щель, дико ревела от такой тесноты. Через щель перекинут деревянный мостик. Через него могли ходить и машины. С моста вахшская вода почти не видна: щель извилиста и глубока. Об этом месте ходит множество легенд. В них и девушка, кинувшаяся в воду от несчастной любви, и богатырь, прорубивший мечом скалы, и красноармеец, который перемахнул на коне через щель и ушел от басмачей, прижавших воина к Вахшу. Красивые легенды. Впрочем, про красноармейца говорят, что все так и было… Сейчас Вахш в этом месте перегорожен гигантской плотиной ГЭС, а тихий в те времена кишлак Нурек превратился в современный город, тоже легендарный.

Монотонные выгоревшие холмы сменились крутыми откосами, поросшими фисташкой, миндалем и парнолистником. За перевалом Зардолю открылась наконец Гиссарская долина. Я шагал уже как автомат. Цель была близка, но сам процесс ходьбы надоел предельно.

На двадцать шестой день я пришел в Орджоникидзеабад. До Душанбе оставалось всего восемнадцать километров. Но мне так и не довелось их пройти. Во всем были виноваты мой вид и бдительность местной милиции. Честное слово, я не осуждаю добросовестных милиционеров. Судите сами: с дремучей бородой, черный, потный, пропыленный, в разлезшейся рубахе, в драных парусиновых тапочках на босу ногу, с засаленным рюкзаком, местами прогоревшим, с ножом у пояса и ледорубом в руках — такая фигура может привлечь внимание. К тому же на подходе к Орджоникидзеабаду я ухитрился влезть в густую грязь арыка и из-за этого тоже изрядно прогадывал во внешности. Пока я шел через город, у меня дважды проверяли документы, а на третий раз свели в отделение милиции, по дороге в которое конвой сопровождала тьма радующихся событию ребятишек. Мою личность выясняли в течение трех часов. К счастью, день был рабочий, и после звонка в Душанбе майор милиции вздохнул и разрешил мне следовать дальше. Но я уже понял, что цивилизация и нынешний мой вид несовместимы. Выйдя из милицейского отделения, я сел в первый же автобус и поехал в Душанбе.

Мне уже было все равно. Я прошел пятьсот восемьдесят километров пешком, а последние восемнадцать километров ехал в автобусе, как горожанин. Поэтому я не могу сказать, что прошел пешком от Хорога до Душанбе. Я прошел только до Орджоникидзеабада. Но профиль я получил все-таки полный. Ведь это восемнадцать километров оазисов, хлопковых полей. А это уже не мой объект, не геоботанический.

Поход был полезным. Удалось проследить долинную растительность Пянджа от 2200 до 900 метров абсолютной высоты. В результате я убедился, что горные и долинные тугаи очень постепенно переходят друг в друга. Растительность прилегающих к долине склонов в том же высотном диапазоне помогла уточнить границы между геоботаническими округами. Но самое главное, я лучше узнал Таджикистан, его людей, его жаркие долины и суровые горы. И чем дольше я шел, тем больше, в который уже раз, убеждался, что в этих горах есть все, ради чего я водился.

МНОГО ЛИ ЧЕЛОВЕКУ НАДО?

У ЛЕДНИКА ГАРМО

Комфорт располагает к лени — это я давно заметил. Наш лагерь был, безусловно, комфортабелен. Он стоял под роскошным грецким орехом. Для лагеря лучшего дерева нет. Орех тенист и чист. В его листве не водится никакой нечисти, а крона так густа, что не всякий дождь ее пробьет. Широкие листья ореха имеют тонкий, приятный запах. Шелест их уютен. Мы знали, что проживем здесь целый август, и стремились оборудовать все как следует. Немало способствовали комфорту старания нашего шофера Александра Павловича Дерунова. После того, как под орехом были перевернуты все камни и из-под них выгнаны и уничтожены скорпионы, после того, как на подготовленных площадках были разбиты четыре палатки, Александр Павлович соорудил еще навес и примитивную печь. В двух десятках метров от лагеря катила серые воды река Обихингоу. Ее рокот стал привычным, как тиканье часов в доме: его не замечали. Выше по конусу выноса располагался покинутый кишлак. Лет десять прошло с тех пор как его жители переселились в хлопкосеющие районы. Ненаселенной была не только окрестность лагеря, но и вся верхняя часть долины. Сады стали дичать, но в них еще вволю можно было набрать вишни, черешни, груш, тутовника, абрикоса. Александр Павлович, исполнявший ко всему прочему и добровольно взятые на себя обязанности повара, ежедневно набирал в ведро разнообразные плоды, и в нашем рационе появились компоты и кисели. От такой жизни кто хочешь разленится. Я боролся, сколько мог, но сегодня решил в маршрут не ходить. Дела шли успешно, и я сказал, что хочу побыть на лагере и подумать. Не нужно было натягивать успевшие надоесть за лето горные ботинки. Я обулся в легкие тапочки и развалился на надувном матрасе. Александр Павлович тут же мобилизовал рабочих и лаборантов на сбор фруктов, а я глядел на противоположный берег реки и наслаждался покоем. И окружающей красотой тоже.