На перекрестках судьбы, или Исповедь предателя

После 18 ть часов началось посещение больных своими родичами. Бедным, как будто три дня не кормленным, приносили домашнюю снедь сумками. Егор, никогда до этого не лежавший в больнице, не понимал зачем это надо, ведь он наелся от души и даже на ужин теперь можно было не ходить, а тут такие передачи. Первая пришла жена деда Толи его Настя. Сначала показалась небольшая головка в дверном проеме палаты, а потом и все тело женщины, одетой в серый больничный халат поверх сиреневого сарафана с голыми плечами и большой желтой брошкой в виде бабочки на груди. И сразу же стало шумно. Настя тараторила не умолкая, как будто старалась за минуту пересказать все новости Криворожья. Егор ее сразу же узнал – она торговала семечками на повороте к шахте. Семечки у нее всегда были отменные, хорошо прожаренные и всегда быстро расходились. Это ее они с пацанами когда-то в детстве дурили – возьмут двухкопеечную монетку натрут ее ртутью она и заблестит, как гривенник, перевернут его другой стороной там, где герб и дают ей за большой стакан, она не рассмотрит сразу и сыпет семечки в карман, ну а потом ищи свищи. Баба Настя тоже узнала Егора и выкладывая продукты в тумбочку спросила: «А ты то, милок, как тут с дедами оказался? что тебя травмировало на шахте?» Тут отозвался дед Толя: «Ты что, дура старая, мелешь своим языком, видишь парень здоровый, готовится в Красную Армию идтить служить.» Настя вытерла руки о тряпочку, принесенную с собой и обращаясь уже не к своему деду, а к Григорию Ивановичу спросила: «Что, Гриша, нога сильно то болит? Сколько уж ты с ним будешь проклятым мучиться? Может и вправду то операцию зробышь? «Егор только сейчас понял, что разговор идет о осколке в ноге мужчины. «Нет Анютка, боюсь, что и помру с этим фашистом в ноге» – только и сказал озабоченный растиранием своей раненной ноги, Григорий Иванович. С разговора стариков Егор понял, что они знают один одного с детства, поэтому так и зовут один одного по имени. «Тут я принесла как вчера, так вы уж по-тихому, бо сегодня он горит больше, чем вчерашний» – тихо сказала Настя собираясь уходить. «Все я побегла, а то там еще коза не доена и вообще некогда мне с вами, дедами тут, я пока Тольки дома нет може и кращего мужика знайду» – тараторила, улыбаясь уходящая женщина. «Иди иди только чтоб завтра в это время как штык была» – так же весело выпроводил жену дед Толя. «Моя Анютка просто золото, вот всю жизнь с ней живу и не надоела ни разу» спокойно сказал дед Толя, хитро прищурившись и моргнув Григорию Ивановичу. «Зараз и моя жинка прыйдэ» – сказал он.

Николай Николаевич перевернулся на спину, кровать заскрипела под весом и попытался подняться. Не получилось с первого раза, и он знаком попросил Егора ему помочь. Парень вскочил и взял лежащего мужчину за руку потянул без усилия к себе. Поднявшись на ноги и немного постояв Николай Николаевич взял полотенце и мыло и пошел в туалет. «Тяжко ему бедному, сам живет, никто его не проведывает, от того и молчун. Я с ним второй раз лежу вместе, а так ни о чем и не поговорил ни разу» – поведал дед Толя.

В палату тихо постучались. «Во, моя интеллигенция прыйшла, казав ей не стучи ни у кобинэти в тебе» – проговорил Григорий Иванович и пошел открывать дверь» «Нет, пока не откроешь сама не войдет, она у него библиотекарь на шахте» – поведал дед Толя. Егор привык к суржику, там, где он жил половина, так говорили. Поселок Криворожье был, как и весь Великий Донбасс многонациональным. В 1890 году здесь французский капиталист открыл шахту и стал собирать народ. Вот так и получилось многонациональное общество. В палату вошла высокая женщина, довольно прилично одетая, красиво уложены черные, еще не тронутые сединой, волосы. Сразу видно, что разница в возрасте между супругами была приличной. «Здравствуйте товарищи», как на собрании произнесла дама, «Как здоровье? О у нас новенький и то же наш Криворожский. Вы Щербаков я хорошо знаю Ваших родителей особенно маму Тамару, она часто у нас бывает, и мы с ней когда-то в молодости начинали вместе работать в библиотеке», как будто пропела она. Да и парень ее узнал, он тоже часто с мамой ходил в шахтную библиотеку, там работала старенькая Феня Исаевна Токарева, которая и дала его маме путевку в жизнь. В библиотеке была печатная машинка, а мама могла печатать и ее часто просил парторг шахты напечатать тексты.