Так и жила Валентина. Купаясь в упорной своей самоотверженности, наслаждаясь великим своим чувством. И огромным женским счастьем.
Успешная в бизнесе, материнстве, любви…
Кому скажи — интимная близость максимум раз в месяц, а радости до следующего раза хватает. И дух захватывает, что даже неудобно перед людьми. А так… ладонь в ладони перед сном. Целомудренный поцелуй в щечку перед уходом. Короткая, но такая сладкая дрема на теплой еще мужниной подушке. И ты уплываешь на волнах счастья…
Теперь Валентина не то что плыла — неслась по этим самым волнам, крутилась в бешеных водоворотах, низвергалась с высочайших водопадов, распадаясь мириадами брызг по высокой сини неба, пронзительной зелени молодых трав, согретой солнцем кедровой коре…
Каждый божий день любимый принадлежал ей. До кончиков пальцев, до последних сединок на висках, до обрывков мыслей в невероятно мудрой голове! Он даже ноутбук с собой не взял! Просто улыбнулся, развел руками:
— Все, аут, девочка моя, я весь твой. Месяц в полном твоем распоряжении. Ты это заслужила.
И ненастное утро за окном казалось ей солнечным полднем. Холодный июнь — знойным июлем. А порожистая сибирская речка — Индийским океаном. Только бы рядом. Только бы вместе. А вокруг никого…
Два дня они просто наслаждались покоем. И близостью. Сидели у костра, болтали ни о чем, ловили рыбу, парились в баньке. Даже отважились на семейные заплывы в быстром холодном течении реки.
— А знаешь, что эта красавица, — стуча зубами, Осман бежал впереди жены по направлению к бане, — названа в твою честь!
— О какой красавице ты говоришь? — смеялась Валентина, пытаясь опередить мужа — слишком уж холодной была вода в своенравной речушке!
— Об этой! — супруг махнул рукой назад. — О речке, конечно. А ты успела уже приревновать?
— Еще бы! С таким мачо следует держать ухо востро! Стоит лишь на миг отвернуться — уведут!
— Глупенькая моя, — Осман прижал жену к теплой стене парилки, приник к посиневшим от холода губам, — глупенькая… Никто мне не нужен, кроме тебя! А за мачо — отдельное спасибо!
И окатил любимую ядреным хвойным настоем.
— Я тоже так хочу! — дверь распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся и дрожащий всем своим худеньким детским тельцем Алик. — Меня полейте!
И снова банька заходила ходуном — смех, счастливая дурашливая возня, стук тазов и ведер, клубы пара, плеск воды…
Она вернулась к разговору после того как выставила на стол ужин. Непременный самовар, миску с политым медом творогом, плюшки…
— Так кого это назвали в мою честь?
— Да речушку эту. Валюшина. Так и называется. Честное слово! И поселок к нам ближайший тоже. Думаешь, я просто так сюда приехал? А вот и нет! С умыслом!
— Знаем мы твои умыслы, — подмигнула Валентина сыну. — Лишь бы по-твоему.
— А вот и нет! — перешел на сторону отца Алик. — Папа для всех старался. Тут вообще — суперски! И банька, и речка, и ягоды! Разве у нас такие водятся? Во — как табуретки из травы выглядывают!
— Ягоды не водятся, а растут, — улыбнулась сыну Валентина. — Это звери водятся. И рыбы, наверное…
— Кстати, о зверях, — воодушевился Осман, — на охоту пойдем?
— Вау!
— Я тебе покажу: вау! Никакой охоты. Нечего на глазах у ребенка над животными издеваться! А еще биолог!
— Милая! Я про фотоохоту. Я же Алику накануне фотоаппарат купил. Забыла?
— Вау!!! Точно! Я сейчас вас щелкну! Надо же! Забыл! А столько снимков можно было уже сделать! Па, завтра опять баньку натопим. Хочу поснимать, как мы там бесимся… — Алик взлетел на лестницу, ведущую в его комнату, и исчез за дверью.
— Вот это местечко! Сын напрочь позабыл о всех своих новомодных штучках! О приставке даже не вспоминает. Телефон как оставил в чемодане, так до сих пор не вытаскивал. Теперь вот фотоаппарат…
— Чему удивляться — парень весь день на свежем воздухе. Потом поест и сразу засыпает. А ты говорила: зачем ехать? Да тут от одного воздуха долгожителем станешь!
— Если бы время жизни зависело только от воздуха… — пожала плечами Валентина, разливая по чашкам чай, — а вообще-то мне здесь нравится. Но, учти, Индию никто не отменял!
Осман поднял руки вверх:
— Сдаюсь! А если честно, то и в мыслях не было! Слово свое я держать привык…
— Да, знаю, знаю! Просто вредничаю немножко…
Женщина прижалась к мужу. Так бы сидеть и сидеть. Всю жизнь! Слушать, как поет в углу сверчок, как накрапывает по крыше дождь, как возится наверху сын. Ощущать тепло любимого тела под тонкой мягкостью фланели. Чувствовать биение любимого сердца. Видеть волнующее свечение любимых глаз…
— А вот и я! Ну-ка, все вместе: чиззз! Готово! Ой, нет, самовар не вместился! А надо бы с самоваром! Мам, левей давай. И сушки повесь на грудь. Для куража. Суперски! А теперь меня! Вот тут, под рогами…
Фотосессия затянулась до позднего вечера. Алика будто прорвало: и здесь давайте сфоткаемся, и там. И в родительской спальне, на огромной, застеленной вязаным пестрым покрывалом кровати. С горой подушек и настоящей медвежьей шкурой в изголовье. На чердаке, среди душистых связок сухих трав, старинной утвари и слюдяных окошек под самым потолком.