Читаем На перекрестке цивилизаций полностью

На перекрестке цивилизаций

Мы поднялись на высшую точку плато и огляделись. Прослеживались улицы, переулки, перекрестки, площади. У иных зданий почти полностью сохранились стены. Каменные ступени вели в глубокие кладовки, прикрытые толстыми плитами. Мы бродили по вымощенным улицам. Заходили в помещения, заглядывали в погреба. Вокруг нас был город. Пусть вымерший, разрушенный, покинутый, но город! В его западной части четко различались остатки укрепленного входа. Когда-то его украшали две колонны, от которых теперь остались лишь основания. В этой части города, как я узнал впоследствии, находился дворец правителя. Именно в его развалинах и были обнаружены дощечки с вавилонскими и угаритскими текстами. Здесь же была найдена и табличка с древним алфавитом. Эта табличка, кстати говоря, находящаяся ныне в дамасском музее, была скорее всего учебным пособием в школе писарей. При последних раскопках здесь обнаружена масса глиняных дощечек с упражнениями писцов. Рядом со школой писцов находилась библиотека.

К сожалению, у нас не было тогда с собой путеводителя, и мы не могли отыскать в скоплении руин ни дворца, ни библиотеки, ни храмов. Единственно, что нам удалось обнаружить, это огромную груду черепков битой посуды да каменный чан, в котором я помещался почти с головой.

Помню, мы сидели на каких-то мощных каменных плитах над крутым склоном холма, дышали настоем подсыхающих трав и смотрели на далекую полоску прекрасного Средиземного моря, такого густого синего цвета, какой может быть только у моря.

А потом мы шагали по обочине пустого шоссе мимо садов и огородов под удивленными взглядами работающих крестьян. Вскоре нас подобрал автобус, и через десять минут мы были в Латакии.

* * *

Бесконечны дороги Сирии, и нет здесь, наверное, такой пяди земли, которая не имела бы что рассказать. И земля рассказывает. Но только мы не всегда можем ее понять. Потому что понять прошлое примерно то же, что угадать будущее.

Я взялся писать о Сирийской Арабской Республике, а не расстаюсь с Сирией. Это понятия взаимосвязанные, часто совпадающие, но отнюдь не тождественные. Одно безначально, другое — бесконечно.

Воспоминание цепляется за воспоминание, рассказ за рассказ. Но где-то надо остановиться.

Здравствуй, Сирия!

Порт перерос в город. Город слился с берегом. Берег скрылся из глаз. Но не из памяти. Но не из сердца!

Перед моим внутренним взором то и дело вспыхивали десятки, сотни различных сцен, эпизодов, картин. Расстояние было бессильно оборвать мою связь с жизнью страны, оставшейся за кормой теплохода. Думалось, что бессильно и время.

Но проходили недели, месяцы. И все реже стали мне вспоминаться лица людей, с которыми недавно сталкивала меня судьба. Они уже не подходили близко, как прежде, а лишь дружелюбно кивали мне издали и быстро исчезали, как будто торопились к своим делам и проблемам, от которых я уже был далек… И мне иногда становилось не по себе от того, что когда-нибудь они перестанут являться вообще.

Потом начались события 1973 года. Замелькали названия знакомых мест. Я жадно всматривался в скупые кадры телехроники, в фотоснимки газет и журналов. Я встречался с приезжающими из Сирии товарищами и слушал их рассказы. Я узнал о незнакомом мне Дамаске — фронтовом городе, освещенном факелами сбитых вражеских самолетов, опоясанном укреплениями. О сирийцах, выстоявших с помощью советских друзей в борьбе с противником, о мужественных и отважных людях, погибших, но не покинувших своих постов.

Мне рассказали, как от израильских бомб горели нефтехранилища, как погружались в волны взорванные суда, доставившие оборудование для Евфратской ГЭС, как рушились корпуса Хомского нефтеперегонного завода — гордости промышленной Сирии. Мне рассказывали о тысячах и тысячах мирных жителей — ремесленниках, студентах, торговцах, крестьянах, записавшихся добровольцами в отряды гражданской обороны.

Этой Сирии я не видел, но этой Сирией я гордился.

Мне вспомнились кем-то сказанные слова о том, что только совокупность впечатлений, складывающихся в процессе наблюдений при различном освещении и под разным углом зрения, способна воссоздать полноту явления… Мне непреодолимо захотелось рассказать о том, что запечатлелось у меня в памяти о Сирии и сирийцах, мысленно еще раз увидеть своих старых друзей. Я достал тетрадь и вывел на обложке: «Юная Сирия». Подумал. Перечеркнул. И написал: «Страна, древняя, как история».

Она звала меня, эта страна Сирия расположена, разумеется, не на Сириусе. Но все равно далеко. Поезда туда ходят редко. Как правило, раз в жизни. Мой поезд уже там был. С Сирией меня теперь связывали лишь воспоминания. Заполненная ими тетрадь превратилась в рукопись. И когда я закончил ее и перечитал, то еще раз перечеркнул заглавие и вывел окончательное:

«На перекрестке цивилизаций».